Елена Саринова - Сотая бусина

   - Уж лучше бы наорала.

   - Что?

   - Так, хоть какие-то эмоции, а не полная отчужденность. И как мы вообще будем дальше работать в такой ненормальной обстановке?

   - Нормально будем работать. Вот сейчас пирожок съем и сразу резво подскочим нормально работать... Лишь, с направлением определимся.

   - Ну-ну...

   - Я тебе сейчас усы повыдергиваю за эти твои многозначительные 'ну-ну', - развернулась я к коту. - Суешь свой мудрый нос во все дыры. Лучше бы своими делами занимался. Ты почему сегодня клиенту в приеме отказал?

   - Я? - опешил от такого неожиданного поворота 'миротворец'. - Так он... он. Стася, я боюсь.

   - Чего ты боишься?

   - Что расскажу ему что-нибудь совсем неподобающее, а оно потом... сбудется, - тоскливо насупился умник.

   - Да?.. Вот я Трахиния, - ошеломленно обхватила я голову руками. - Точно, исчадье...

   - Добрый день! Надеюсь, я вам не помешал? - вопрос прозвучал, как нельзя, кстати...

   Приятельницу свою, Алену я знала вот уже долгих пять лет. И из нашего с ней общения извлекла для себя два достаточно ценных урока. Урок первый: есть вещи, понять которые мы не в состоянии (под каким углом на них не пялься), но от этого они свою ценность для других не теряют. И урок второй: есть женщины, для которых мужчины - всего лишь приятные, но временные ухажеры. Однако женщины эти вполне заслуживают уважения. Поэтому, на картины аленины я старалась совсем не смотреть, а кавалеров ее многочисленных - просто не запоминать. Хотя, господин Горст Фенербак мне, почему то, запомнился.

   - Здравствуйте, - спешно опустила я руки, а потом подумала, что к этому еще что-то, наверное, полагается добавить. - Как ваше здоровье?

   - Вашими молитвами, - жизнерадостно расплылся ветеран и без приглашения уселся рядом.

   - Что, извините? - прищурилась я.

   - Я сейчас не то сказал? Так у людей обычно, принято отвечать, - замер он, а потом рассмеялся. - Спасибо, иду на поправку. А вот вы, госпожа маг, и сегодня прекрасны, как небеса обетованные.

   - Скажите, - косясь на мой окончательно потерянный вид, влез умник. - вы свои фразы заранее репетируете или экспромтом выдаете?

   - Это сейчас про что, уважаемый Зигмунд? - перегнулся к нему господин Фенербак.

   - Да хоть про ваш сомнительный комплимент, - вкрадчиво пояснил кот.

   - Сомнительный комплимент?.. Хм-м. А хотите анекдот про аналогичный же? - сам у себя поинтересовался ветеран, потому что тут же продолжил. - Встречаются пожилая дама и статист, помешанный на процентах. И мужчина решает сделать даме приятное. Он восклицает: 'Как вы прекрасно выглядите!' Дама, зардевшись, кокетливо у него спрашивает: 'И насколько прекрасно?' Специалист, недолго думая, уточняет: 'На все сто'.

   - Действительно, сомнительный, - великодушно хмыкнул Зеня, а я решила свернуть со скользкой дорожки юмора:

   - Как поживает Алена, господин Фенербак? Я ее не видела со дня рождения Колина.

   - Алена?.. - пригладил мужчина свои флибустьерские усы и бородку. - Алена, к сожалению, бросила меня на произвол судьбы. Видите, в воскресный день слоняюсь один, коротаю время.

   - Да что вы говорите? - привычно не удивилась я.

   - Она все пишет свои странные картины. То рассвет в курятнике, то закат, отражающийся в...

   - Надеюсь, не в Чилимском пруду? - вспомнив боевой настрой приятельницы, невольно напряглась я.

   - Не-ет, - тоже, на миг насторожился ветеран. - Она водоемы поменьше использует. Те, что, обычно, после дождя бывают.

   - Ясно.

   - А вам, по всей видимости, абстракционизм в живописи не импонирует? - решил углубиться и в эту тематику кот, но, я уже встревать не стала.

  Мало того, откинувшись на спинку скамейки, вообще ощутила сильное желание слиться с деревяшкой - к нам приближался Ветран.

   - Здравствуйте, - не отрывая взгляда от нашего собеседника, буркнул он. - Анастэйс, Зигмунд, нам пора, - и всучил мне, еще горячий, наполовину обвернутый бумагой, пирожок.

   - Уже? - привстал для рукопожатия господин Фенербак. - Хотя... у всех, я понял, кроме меня есть дела даже в этот день. Анастэйс, я надеюсь, мы с вами еще увидимся? Уважаемый Зигмунд, Ветран, всего доброго...

   Обратно бежали молча и чуть ли не вприпрыжку. Я сначала старалась поспевать, безрезультатно подстраиваясь под широкий, неожиданно нервный шаг воина духа, а потом, будто, в ступор впала. Мне, вдруг, все вокруг показалось огромной каруселью: улица с людьми, деревьями и домами и небо над ними кружились вокруг меня. И я даже музыку уловила, какая обычно бывает вблизи подобных ярмарочных забав. Одна лишь я столбом торчала посреди всего этого разноцветного хоровода и совершенно не знала, что мне делать дальше. Ведь, куда не ступи, тут же закружит и выбросит без опоры... А потом я приняла единственно верное, на мой теперешний взгляд, решение: черкнула привычными пальцами знак и сделала шаг вперед... уже без риска упасть...

   - Скажи, что мне делать?!.. Скажи! Скажи!.. Сыскарь из меня плохой! Любви я недостойна! Друзьям причиняю боль да и хозяйка... - на мгновение задумалась я. - Трахиния я, а не хозяйка! Скажи, куда идти, что спасать?! - ветер потрепал мои волосы, перебросив челку на глаза, а потом и вовсе затих. - Во-от... Даже ты во мне разочаровался, - угрюмо протянула я, спустив глаза от облаков.

  В левой руке моей был по-прежнему зажат купленный Ветраном пирожок. Он давно остыл, а под пальцами, на серо желтой, неровно оборванной бумаге, проступили масляные отпечатки. Я поднесла руку поближе и смахнула с румяной корочки нанесенный ветром сор. Потом, еще ближе... и, глубоко вздохнув, откусила. Пирожок оказался со щавелем. Сладкий густой сок потек по подбородку и капнул на юбку. Но, все равно, очень вкусно... Так и жевала его, вздыхая и глядя в даль, как еще совсем недавно на синюю 'паучковую' кляксу. А когда в руке осталась лишь бумага, вытерла ей подбородок и пальцы... Промасленная, она всегда хорошо горит. Вспыхивает и тут же тает, почти без пепла. Огонь любит такие угощения. А я в детстве любила поджигать на ладони, скатанный из бумаги шарик, а потом смотреть, близко поднеся к глазам, как он расправляется в пламени, а потом медленно клочьями опадает... Руки сами вспомнили забытые движения и готовая 'жертва' покорно скатилась в углубление ладони. Осталось лишь 'выпустить рыжего бесенка', как говорила бабушка, но в этот раз я замешкалась, пристально вглядываясь в глубокие промасленные изломы... Да-а, кто ищет знаки... Пожалуй, неизлечимая моя фобия, потому что через секунду я уже аккуратно исправляла содеянное. Точнее, расправляла...

   Обычно, уличные торговки для своих оберток используют бумагу из магазинов, с разбросанными по всей ее ширине, бледно оттиснутыми клише(5). Это, в лучшем случае. На худший идут местные газеты, но их закручивают лишь для семечек и орехов. Да и то не всегда, если практичная торговка еще и печется о своей репутации. Торговка, продавшая пирожок с так любимым Ветраном щавелем, о репутации своей, по всей видимости, пеклась. Но, вот где она эту бумагу раздобыла?.. На пятнами прозрачном клочке, к тому же изрядно измятом, едва читались всего два слова, заключенные в вытянутый ромб, обвитый веревкой: 'Близкий очаг'...