Последняя из рода. Скованные судьбой. - Виктория Богачева

И ее вопрос заставил мужчину опешить. Он хотел усмехнуться, но мешала обожженная щека, и потому он лишь кивнул.

— Ты слышал, верно, что господин Мамору покинул лагерь два дня назад, — она намеренно преуменьшила время, что прошло, — и теперь я стою во главе войска.

Советник Горо был далеко не глуп, и потому слова Талилы заставили его напрячься. Он подобрался весь и широко расставил ноги, на которых с трудом мог долго стоять: сказывались раны и боль, что сопровождала любое его движение.

— Слышал, — ответил нарочито коротко.

— И никто не посмеет мне перечить. Скажем, если я захочу казнить дерзкого пленника, — тщательно проговаривая каждое слово и делая длинные паузы, продолжала вслух размышлять Талила.

Она почувствовала, как на нее посмотрели многие из тех, кто был связан с советником Горо одной веревкой, и по ее бледным губам скользнула быстрая улыбка. Это хорошо. Пусть боятся.

— Чего ты хочешь, госпожа, от бедного старика? — спросил он.

Она усмехнулась.

— Чтобы ты рассказал, какие ловушки могут поджидать меня во дворце?

— Вы уже планируете осаду? — не спрятав оскала, поинтересовался советник Горо.

Талила ласково улыбнулась ему и подняла ладонь, позволив появиться на ней огню. Пламя отражалось в ее глазах и бросало тени на бледное лицо, отчего подбородок казался острее, а скулы — еще более запавшими. Взгляд же, в котором танцевали искры, завораживал и притягивал одновременно.

Не выдержав, советник Горо отвернулся первым.

— Ты дешево продашь свою жизнь, если рискнешь появиться во дворце, — нехотя выплюнул он сквозь зубы.

Лицо Талилы не дрогнуло. Пока он не сказал ничего, о чем бы она не догадалась сама.

— Тебе что-то известно об этом, — сказала она прищурившись.

Советник Горо не стал себя сдерживать и вернул ей колкий, насмешливый взгляд.

— Было очень глупо вам двоим полагать, что вы сможете переиграть Императора, — отозвался он, и в его голосе прозвучало торжество, которое он не стал скрывать.

Талила вновь стиснула кулаки и задышала тяжело, через нос, пытаясь унять сердце, что бешено колотилось. Перед глазами больше не расплывалось от слез, теперь там плясали кровавые круги. Она пыталась сосредоточиться, но хаотичные мысли в голове не желали укладываться. Понятно было лишь одно: Мамору сам шагнул в ловушку, что была расставлена.

Ладони дернулись накрыть живот, но она вовремя себя остановила.

Похоже, Император предугадал многое, но знал ли он о том, что она скрывала ото всех? Знал ли он о ребенке, которого она носила под сердцем?

Дитя, которому суждено стать гибелью старого миропорядка. И зарождением нового.

Прикусив изнутри щеки, Талила обожгла советника Горо ожесточенным, злым взглядом. Она могла бы сжечь его прямо сейчас, стоило лишь шевельнуть рукой, но...

Но что-то на кромке ее сознания сопротивлялось. Интуиция? Предчувствие?..

Не прибавив больше ни слова, она развернулась и пошла прочь и вскоре услышала позади себя шаги полководца Осаки. Спиной она ощущала, что советник Горо глядел ей вслед: растерянно, вопросительно. Она не стала оборачиваться.

Лишь отойдя на значительное расстояние, посмотрела на полководца Осаку.

— Мы выступаем. Подготовь войско.

— Но что мы им скажем?

— Правду, — она жестко усмехнулась. — Мы скажем им правду.

Еще совсем недавно она думала, что весть о том, что Мамору угодил в плен, губительно повлияет на боевой дух самураев. Но один короткий разговор с советником Горо заставил ее пересмотреть свои убеждения.

— Госпожа... — начал полководец Осака, но осекся, когда встретился с ней взглядом.

Так много было в глазах Талилы от Мамору в ту секунду.

— Мы пойдем до самой столицы, как и хотели. Император не причинит ему вред... непоправимый вред, — добавила она тихо, посерев лицом, — потому что понимает, что, если он это сделает... меня уже ничего не удержит.

— Вы не должны идти к нему добровольно и надевать кандалы, это будет смертным приговором и для вас, и для господина Мамору.

— Я знаю... — она тяжело вздохнула и опустила взгляд на свой живот, который по-прежнему оставался таким же плоским, как и недели назад, — но я думаю, что Император не учел одного, — и Талила подбородком указала вниз.

Полководец Осака нахмурился и посмотрел на нее с сомнением.

— Вы не можете быть уверены. И вы не знаете, как дитя повлияет на вашу силу, — переборов себя, тяжело обронил он.

— Может, и не знаю. Но я знаю, что мой ребенок станет гибелью старого миропорядка. Что, если в Пророчестве говорится об Императоре? О целой династии, что стоит за его плечами, которая превратила страну в руины? Которую давно пора уничтожить, чтобы мы все могли начать жизнь?

Талила помассировала двумя пальцами переносицу и устало вздохнула.

— Я ничего не знаю, ты прав. Лишь то, что мой муж схвачен приспешниками Императора, он в плену и, вероятно, подвергается пытками. А за моей спиной стоит огромная армия, в моих руках — вся сила огня. И я не остановлюсь, пока не освобожу Мамору.

Полководец Осака с несколько мгновений изучал ее тяжелым, давящим взглядом. Решив что-то для себя, он опустился перед ней на одно колено и сложил руки в уважительном воинском жесте: кулак одной упирается в раскрытую ладонь другой.

— У вас есть моя катана, госпожа, — сказал он, заглянув ей в глаза. — И моя жизнь.

С трудом сглотнув, Талила заставила себя кивнуть. Глаза невольно увлажнились, в горле запершило.

— Поднимай войско, — велела она хрипло. — Мы выступаем сейчас же.

***

«Приходи ко мне, и я сохраню ему жизнь».

«Надень оковы, и я отпущу его».

***

Следующие две недели стали самыми тяжелыми за всю ее жизнь. Прежде Талила думала, что ей было тяжело, когда убили отца, а ее схватили, заковали и бросили под ноги Императору. Когда заставили выйти замуж за его старшего брата-бастарда, Клятвопреступника, презираемого всеми ублюдка без чести, совести, сердца.

Да. Тогда, в императорском дворце она думала, что ей тяжело. А ведь Мамору всячески пытался ее уберечь. И сделать это так, чтобы никто не догадался, потому что привязанность для него означала смерть.

Она была наивной.

Больше нет.

Каких усилий ей стоило стать перед рядами самураев и объявить, что их господин оказался в руках врага, — невозможно представить. Она и сама не понимала, как справилась, как выдержала этот вихрь ненависти, гнева, злости, растерянности и