Вероника Мелан - «Dell»

Моя.

Вот что читалось в его глазах, и, видя это, я счастливо умирала вновь.

Пусть всего лишь на день, пусть лишь сегодня он подарил мне себя, но сделал это целиком, без остатка, и я не буду ни о чем жалеть, как бы в дальнейшем ни повернулась жизнь. Если уйдет утром, значит, уйдет. Если останется, буду любить всегда.

За несколько часов, что мы провели в объятиях друг друга, я ощутила то, чего не ощущала никогда: собственную нужность, умиротворение, покой, мощнейший поток света, льющийся через сердце.

Как ему удалось?...

Игристое вино и кусочки апельсинового торта, которыми Дэлла кормил меня, чередовались с жадными, медленными и страстными поцелуями. Слов не звучало. Плавилась под его прикосновениями шея, горели прикусанные зубами мочки ушей, томительно скручивалось что-то внутри, вспыхивали во всем теле невидимые огненные спирали.

Мы не занимались любовью, мы занимались чем-то большим. Единением, процессом посвящения себя друг другу, необратимым прониканием, в котором мое становилось его, а его - моим. Я ощущала текущие из Дэлла чувства клетками кожи, задыхалась от них, вливала в него в ответ собственные жгуты страсти, оплетала, наполняла, ярко вспыхивала в такт с прикосновениями, изнемогала от жара и снова, и снова сливалась с тем, кто держал меня в объятиях.

Вот как должна выглядеть истинная Любовь. Теперь я знала это наверняка.

И я не буду думать о том, что случится на утро - настоящий подарок уже подарен, грешно и мелко просить после такого еще. Пусть тепло его рук будет со мной так долго, сколько я смогу его сохранить, и пусть мои глаза скажут больше, чем все существующие в мире фразы.

Засыпая, я чувствовала себя счастливой: меня обнимали, обнимали так крепко, что не получалось ни вдохнуть, ни двинуться. А при попытке перевернуться, прижимали так тесно, что между телами не оставалось ни сантиметра свободного пространства - кожа к коже, закрытые глаза и душа в душе, накрытые светящимся одеялом любви.

Ни единой мысли. Ни одной эмоции, кроме всепоглощающего счастья.

И улыбка на губах.

*****

Он стоял у машины и курил, ветер доносил до меня ароматный дым; я втихаря вдыхала его полной грудью.

Утро. Припаркованный у подъезда Неофар, окна собственной квартиры, бледное, пытающееся пробиться сквозь тучи солнце и прохладный ветерок, рябящий поверхность разлившихся на тротуаре луж.

Я молчала.

Нож пока еще покоился на дне сумочки - остались последние минуты владения ценным предметом. Как грустно, но в то же время легко уходить.

В машине по дороге сюда я думала о том, чтобы использовать последний шанс – попросить Дэлла остаться, даже принудить, если потребуется. Ведь нож позволял приказывать, навязывать волю, подгибать. Думала о том, чтобы попросить его кольцо. Не насовсем, но временно, сделаться его Женщиной только для того, чтобы попробовать донести собственные чувства.

Но что-то удержало.

Как можно после такой ночи и вообще после всего, что этот человек позволил мне испытать, настаивать на чем-либо? Ведь это великое умение – оставить в душе не сожаление, а великую благодарность за подаренные моменты счастья. И если любишь, по-настоящему любишь, не подрезай крылья – любовь не выживет в клетке, отблагодари человека, оставив ему свободу решений и право выбора.

Поэтому… не надо кольца. Ведь не оно, в конце концов, важно, а та теплота в глазах, которая либо рождается между двумя, либо нет. И та просьба, что я обдумывала по дороге сюда, убьет и тепло, и ту бесценную ниточку нежности, что протянулась между мной и стоящим у машины мужчиной.

Не надо, пусть сохранится. Пусть останется со мной.

Дэлл докурил и выбросил окурок. Я какое-то время смотрела себе под ноги, затем вздохнула и потянулась к сумочке, чтобы достать нож.

*****

Он смотрел, как дрожат ее пальцы, как усилившийся ветер треплет рыжие локоны, отросшие с момента их первой встречи почти до плеч.

Как же сложно тебе быть сильной…

Справившись с замком, Меган вытащила из внутреннего кармана то, что искала, и шагнула вперед. Бледное лицо, дрожащий подбородок, но спокойствие в глазах. Уверенное спокойствие и достоинство человека, знающего, что он поступает правильно.

Такого не было в прежнем сценарии…

Несколько секунд она молча ощупывала его лицо глазами - запоминая, впитывая, лаская, – затем протянула нож.

- Возьми, пожалуйста. Спасибо, что принес его.

- Пожалуйста. – Дэлл улыбнулся, но нож брать не стал. Ждал продолжения.

Внутри появилось ощущение критичной составляющей момента. Серо-голубые глаза встретились с зеленоватыми.

Меган, видя, что от нее чего-то ждут, неуверенно посмотрела на зажатый в собственной руке предмет, и, вероятно, смутившись от собственной невежливости, добавила:

- Я очень благодарна тебе, Дэлл. За все, что ты сделал для меня. День рождения вышел поистине чудесным, я не могла желать лучшего праздника. Огромное тебе спасибо, правда.

Дэлл мысленно нахмурился, оставив на лице выражение полного добродушия; что-то внутри неуловимо напряглось - почему она не озвучивает последнюю просьбу?

Нож продолжал висеть между ними, зажатый тонкими пальцами.

- Это был не только твой праздник, Мег. Он был и моим тоже. Спасибо, что позволила быть рядом.

В ее глазах скользнула радость.

Как же красиво…

- Возьми, пожалуйста, теперь он твой.

Рука нетерпеливо качнулась - чего, мол, ждешь?

Дэлл все еще медлил.

- А разве ты больше ничего не хочешь сказать?

- Сказать?

Она растерялась. Неуловимо смутилась и притихла.

- Я мало поблагодарила, да? Прости… я на самом деле…

- Нет, ты достаточно меня поблагодарила.

- Тогда… что сказать?

Дэлл почувствовал, как против воли начинает мысленно ликовать. Что-то поменялось в этой ветке событий, что-то очень важное изменилось не только для него, но и для нее.

Где, в какой точке это произошло? И если он поменял поведение, потому что помнил прежнюю, оборвавшуюся после сцены с Баалом жизнь, то почему свое поведение изменила она?

- Неужели не хочешь ничего попросить? Ведь нож все еще в твоей руке.

Меган улыбнулась мягко и чуть грустно. Качнулась шапочка, качнулись рыжие волосы.

- Нет. Больше ничего.

На этот раз радость взметнулась вихрем – Дэлл едва не сорвался вперед, чтобы расцеловать стоящую перед ним девушку.

- Совсем ничего?

- Нет.

- Уверена?

- Да, уверена.

И тогда он взял нож - теплый, согретый ее пальцами предмет, так сильно изменивший не одну жизнь, и как только Меган приготовилась уйти, произнес: