Ее дикие звери - Э. П. Бали

ее присутствием. Аурелия успешно скрыла косметикой метку, которую я оставил у нее на шее, но я чувствую ее на коже своей Регины, и это доставляет мне первобытное удовлетворение, о котором я и не подозревал.

Но это будет самое близкое, к тому, чтобы заявить на нее права. То есть совсем ничего. Она никогда не будет моей, а я никогда не буду ее. И это все, что имеет значение, как бы безумно ни билась в конвульсиях моя акула.

Первобытная часть меня также немного раздражена тем, что Лайл сидит рядом с ней. Но если не я, то лучше он, чем кто-либо другой.

Я вижу, как Аурелия резко поворачивает голову влево, где сидят люди Полупернатого, и понимаю, что она не ожидала увидеть их здесь. Не говоря уже о том, что они бросают на нее обвиняющие взгляды и утирают слезы салфетками. Хуже всего, что это предполагаемое преступление совершил кто-то из их собственного ордена. Предположительно.

В тот момент, когда Аурелия замечает меня, мой анимус торжествующе мечется. Она застывает и удивленно моргает. Не могу поверить, что Лайл не предупредил ее о моем присутствии здесь, но он слишком занят спором со своим адвокатом, чтобы заметить потрясение Аурелии.

Я демонстративно отвожу взгляд, и через мгновение она делает то же самое. Ее плечи немного расслабляются? Возможно, но она не так умна, как я думал, если мое присутствие здесь хоть немного успокаивает ее. Я все еще держу ее жизнь в своих забытых Богиней руках.

Представительница совета, тигрица Яна Чиу, традиционно беспристрастный член совета, не имеющий права голоса, открывает заседание и обращается с формальными вопросами о присутствующих к протоколисту, тигрице, которая сидит впереди и в центре нашей скамьи. Затем Яна говорит:

— Мисс Аурелия Аквинат, вы обвиняетесь в поджоге и в умышленном убийстве мистера Чарльз Полупернатого. Вы признаете свою вину?

Фонтейн встает.

— Моя клиентка не признает себя виновной, ваша честь.

Совет Зверей проводит свои судебные процессы по убийствам совсем не так, как люди. Для нашего вида насильственные преступления — обычное дело, и поэтому здесь меньше формальностей. Отчасти это исходит из Старых Законов, по которым зверя судили и приговаривали в течение нескольких минут. Казни совершались на месте, без особой помпы.

В наше время нам нужно убедить людей, что мы не монстры, поэтому были добавлены дополнительные процессы для галочки. Потерпевшие всегда сначала обращаются к своим адвокатам, вызывая свидетелей для допроса.

Итак, по прошествии следующих двух часов приливы внутри меня превращаются в цунами, когда я наблюдаю, как Мейс и его адвокат разрушают репутацию Лии по кускам.

Они вызывают Клюва, который сообщает им только ту информацию, которую ему поручил передать Мейс. То есть ничего о том, что Аурелия была там, чтобы исцелить зверя в подземелье Полупернатого. Подземелье вообще не упоминается, а Клюв говорит о том дне, когда Аурелия вышла замуж за старого орла. Я был там в астральной форме, поэтому знаю, что он говорит правду конкретно об этом.

Затем берут показания у членов семьи Аурелии. Ее тетя Шарлотта, худощавая женщина со светлыми кудрями в стиле Мэрилин Монро и алой помадой. Эта женщина отталкивает меня с первого же взгляда. У нее аура нуждающегося — розово-оранжевого цвета с черным оттенком бесчестия.

— Почему вы взяли Аурелию к себе, миссис Нага? — спрашивает адвокат. Шарлотта Нага — регина для двух змеев, поэтому их семья носит ее фамилию.

— Она была проблемным ребенком, — говорит Шарлотта. — Мейс думал, что женщина сможет достучаться до нее и сделать более уравновешенной.

— Это сработало?

— Нет, ей стало только хуже.

— Что вы имеете в виду?

— Она уходила на всю ночь и возвращалась, когда считала нужным, пахнущая сигаретами и… мужчинами. И людьми, и зверями.

Я бросаю взгляд на Аурелию и вижу, что она бледнее полотна и вся дрожит. Генри отчаянно трется о ее щеку, пытаясь успокоить. Даже без клубов черного и серого дыма вокруг Шарлотты, я знаю, что эта женщина лжет без зазрения совести. Я ни разу не чувствовал на Аурелии запаха другого мужчины, не считая Мейса, ее дяди Бена и Клюва, так что я знаю, что у нее не было мужчины по крайней мере год. Анимус всегда знает это о своей регине.

Вызван Мейс, и я, вместе с остальными членами суда, ловлю каждое его слово.

— Она всегда слишком много тратила, — бубнит Мейс. — У нее всегда были наличные, и мы находили таблетки и косяки в ее комнате. Так что в конце концов я ограничил ее в средствах.

— У меня есть доказательства упомянутых транзакций, — Халисо Нага показывает пачку банковских выписок. — Мисс Аквинат потратила больше двадцати тысяч за один месяц.

— Верно, — ровно говорит Мейс.

Обычно невозмутимое лицо Лайла становится все холоднее и холоднее по мере того, как те из нас, кто наблюдал за Лией, видят, что происходит.

Мейс зациклен на своем плане. Даже с его сильными ментальными щитами я вижу, как тьма обвивается вокруг него так же, как и в тот первый день, когда я встретился с ним возле горящего особняка Полупернатого. Я вижу тень его змея, готового в любой момент напасть. Он поворачивает голову с капюшоном, видит меня и угрожающе шипит. С такой защитой зверю есть что скрывать.

Конечно, есть, если он выследил суженых своей дочери, чтобы казнить ее.

Даже если я не могу разобрать, лжет он или говорит правду, бумаги, которыми размахивает Халисо, несут характерный коричнево-голубой налет подделки.

Я не удивлен. Я видел бунгало Лии. Оно едва ли предназначено для жизни. Ни в ее комнате, ни при ней самой не было обнаружено следов наркотиков. Я бы знал. Сейчас я контролирую торговлю наркотиками в Академии Анимус, и Аурелия никогда их не искала.

Затем Фонтейн вызывает Лайла для дачи показаний. Он зачитывает свой отчет за последние четыре недели наблюдений. Лайл честен и рассказывает о побеге Аурелии от него до того, как она попала в Академию, и о том, как он захватил ее в форме орла. Он упоминает ее исцеление, хорошие оценки, и что она подружилась со многими анимами. Фонтейн просит разъяснить некоторые моменты, и Лайл отвечает на них резким тоном, глядя при этом на Мейса Нагу.

Лайл Пардалия может не особо нравиться мне, но чего у него не отнять, так это патологической честности. И он никогда не будет раболепствовать перед чужой силой. Трудно не уважать такого зверя.

Когда Халисо Нага вызывает Аурелию за трибуну, я едва не ломаю подлокотники своего кресла, настолько вцепился