Тление - Лорел Гамильтон

тебя, mon minet, хотя, возможно, мне стоит прекратить звать тебя моим котенком, ведь ты стал совсем взрослым котом.

— Мне нравится, когда ты зовешь меня своим котенком, и ты это знаешь. Не хочу быть в списке крупных кошек, мне достаточно быть маленькой.

— С той силой, которая дает тебе власть над Анитой и Дамианом, ты мог бы стать крупным игроком, — заметил Никки.

— Я не хочу быть крупным игроком. Я просто хочу, чтобы те, кого я люблю, были в безопасности и счастливы.

— Если ты хотел, чтобы я отказалась ставить сегодня четвертую метку с ними, то ты преуспел, — заметила я.

— Нет, Анита, суть в том, что ты должна это сделать, — Натэниэл повернулся ко мне, и Дамиан обнимал его за плечи, все еще пьяный от силы. — И ты должна сделать это прямо сейчас, до рассвета, потому что ты не можешь оставить Жан-Клода уязвимым.

Я покачала головой.

— Я очень тебя люблю, но если ты не примешь четвертую метку, то это все равно что напичкать дом сигнализацией и оставить входную дверь открытой. Вся метафизическая мощь мира не спасет нас, если Деймос или другой вампир войдет в эту дверь.

— Мы бы спокойно пошли ставить четвертую метку, если бы не ты, — заметил Ричард.

— Анита бы не пошла.

Я опустила глаза, не желая ни с кем встречаться взглядом, но эмоции у меня были такими сырыми, что это не имело значения. Я посмотрела в прекрасное лицо Ричарда, но в моей голове стало неожиданно одиноко, и я его не хотела. Красив тот, кто поступает красиво, а мы друг друга потрепали изрядно, и делали это слишком часто. Теперь я была счастлива. Жизнь удалась, мать ее, а с Ричардом она никогда не удавалась.

— Четвертая метка не сработает, если она будет сопротивляться ей, — сказал Натэниэл.

Я уставилась на него.

— Ты думал, я откажусь в последнюю минуту.

— Мне жаль, но — да, так и думал.

Я прокрутила эту мысль у себя в голове и поняла, что не могу с ней спорить.

— Черт.

— Рассвет идет, ma petite, чего бы ты хотела от меня, от нас?

Я посмотрела на того, кто был в списке любовей всей моей жизни, моим женихом, и у меня не было для него хорошего ответа. Я перевела взгляд на Ричарда, мрачно стоявшего рядом с Жан-Клодом, потому что он тоже не знал, что нам делать. Господи, Натэниэл, обязательно было выставлять все вот так?

— Если бы я мог сделать это по-другому, учитывая, как мало времени у нас до рассвета, я бы это сделал, но ты из тех людей, которые рывком сдирают пластырь, и ты всегда была такой, и никакой другой подход с тобой не работает.

Я кивнула, потому что в этом он был абсолютно прав. Еще раз вдохнув поглубже, я встала и протянула руку Жан-Клоду, а затем другую, немного медленнее, Ричарду. Жан-Клод мигом принял мою ладонь с облегченной улыбкой на губах, а Ричард колебался, но тоже принял. В тот миг, когда мы трое соприкоснулись, сила прокатилась по нам такой волной, что если бы она была физической, то у меня бы волосы отвело назад, как от ветра.

— Сделаем это.

— Ты уверена, ma petite?

— Что это хорошая идея? Нет. Что мы не можем оставить дверь открытой для Деймоса — абсолютно, блять, да.

Я повела ребят к дальним занавескам. Итан и Никки опередили нас, чтобы открыть нам проход. Истина, Нечестивец, Родина, Ру и Джейк последовали за нами. Они пришли, чтобы защитить нас от врагов, которые могли прятаться где-то поблизости, но здесь, в подземельях «Цирка», драться им не с кем. Мы были втроем — я и двое мужчин, которых я полюбила раньше всех остальных, любила дольше всех остальных, ненавидела, боялась — слишком длинный список эмоций. Ладонь Жан-Клода в моей была прохладной, словно даже та кровь, которую он выпил у Ричарда, улетучилась, пока он защищал нас. Для четвертой метки ему нужно будет взять кровь, так что все в порядке. Ладонь Ричарда в моей была теплой, он по-прежнему был шикарен и очень старался этой ночью в стиле идеального извинения, но это все еще казалось неправильным — забраться вместе в душ и повязать себя с ним еще крепче. Одна ночь хороших поступков не перекроет годы плохих. Я верила, что он изменился, однако такие кардинальные перемены обычно не выдерживают проверку временем. Люди постепенно возвращаются к тому, что для них «нормально». Мне приходилось бороться с самой собой, чтобы не возвращаться к тем старым паттернам, которые изолировали меня и заставляли чувствовать себя жалкой. Я понимала, как это тяжело — бороться за что-то хорошее, когда твои старые привычки, комфортные привычки, шепчут тебе милые глупости и пытаются вновь уничтожить твое счастье. Сможет ли Ричард устоять под их натиском? Достаточно ли он силен, чтобы быть честным с самим собой за пределами «Цирка», или он вернулся к нам лишь наполовину? Останется ли он в «шкафу», притворяясь человеком и натуралом, и согласится ли на такое Жан-Клод?

— Ma petite, мы тебя слышим.

— Черт.

— Анита, я понимаю, что ты сомневаешься, — сказал Ричард. — И ты имеешь на это право — я сам дал тебе его. Я уже известил главу своего департамента о том, что я вервольф.

Я запнулась на ходу, потому что хотела остановиться, а Жан-Клод продолжал идти вперед.

— Ma petite, отвечать на вопросы можно и по дороге в душ.

Я продолжила путь и спросила:

— И что сказал глава твоего департамента?

— Он удивился, но с работы меня еще не выгнали. У меня теперь докторская степень, так что, если меня уволят, возможностей для устройства стало гораздо больше. Я рассказал ему, как американские граждане подписываются на пребывание в государственных убежищах с разрешением на выход оттуда, как только они возьмут под контроль свою териантропию, но из-за того, что их никто не обучает этому, они остаются там навсегда, и даже подписывают на такое своих детей, не понимая, что больше никогда их не увидят.

— Если он возглавляет твой департамент, то он должен быть биологом и учителем. Как так вышло, что он не в курсе всего этого?

— Он верил той чепухе, которую несло правительство — что они выпускают оборотней на свободу, как только те берут под контроль своего зверя. Он знал, что родители подписывают на это своих детей, и те исчезают. Школа пользовалась большим успехом, так что об этом говорили во всех новостях. Я сказал ему, что хочу помочь детям