Хозяин Священной Колыбели - Настя Любимка

в храм. Там яблоку упасть негде было. Здесь и чета Геварских с детьми, и наследник Куафара (я думала, это только Асим выглядит мартовским котярой, но ошиблась. Вот уж у кого на морде лица написано – ловелас!), и Аджай с Лагодари, которая вернула свое прошлое имя Анджарли. К ней прижималась дочь Аджая Джерали. Рядом с ними стояли Ксандер с Люси, Тирхан с леди Арсулой, нарядные воспитанники… На руках Власена весело улюлюкал Илиас, а Нежка хмурила лобик, прижимаясь к Амадео…

Но вот Леди остановилась, и Виктран поспешил снять меня со спины лошади.

– Волнуешься? – шепнул любимый, мягко ставя меня на землю.

– Еще чего? – фыркнула я. – Поздно волноваться. Веди меня в храм, родной.

Кто бы мне сказал раньше, что боги решат выбрать нашу церемонию для того, чтобы напомнить миру о своем существовании?

В момент, когда ритуал уже провели, и мы самозабвенно целовались пред очами свидетелей, а залп божественной энергии поглотил не только всех гостей и алтарь, но и весь храм, в воздухе раздались мощные потусторонние голоса, изрядно всех напугавшие.

– Внемлите! Отныне и навсегда этот мир находится под защитой Священного Трио!

– Внемлите! Амэлатори – всеобщая мать – любит и благословляет вас!

– Внемлите! Аэлсатори – всеобщий отец – любит и благословляет вас!

– Внемлите! Ахадэриан – заступник равновесия и справедливости – любит и благословляет вас! Он и его Хранители – Хозяева Священной Колыбели – направят вас на истинный путь!

– Внемлите! Не забывайте истинных божественных имен! Славьте своих покровителей! Живите в гармонии и любви!

Когда момент всеобщего ошеломления прошел, на людей (как выяснилось позже, не только в Колыбели, но и по всему миру, у главных храмов всех стран) дождем хлынула божественная энергия… Захлестнувшие всех эйфория, чувство любви и ощущение полета не длились долго, однако навсегда сохранились в памяти людей как прикосновения божественных дланей…

Еще много лет мир будет вспоминать это событие и отсчитывать новый ход времени уже от хода Божественного Откровения. Начало новой эпохе было положено!

Мы с Виктраном сбежали со свадебного пира чуть ли не в самом начале. И долго не могли оторваться друг от друга. И пусть мы были жадными, неистовыми, впереди нас ждала долгая жизнь. В которой заскучать точно никому не доведется!

[1] По одной из версий в русский язык слово попало из французского (maccaroni) и немецкого (Makkaroni) языков, которые в свою очередь заимствовали его из итальянского (maccheroni). По другой версии истоки слова восходят к греческому: μακαρία (макария), что означает «варево из ячменной муки или крупы».

[2] Кобыла Анастейзи.

Эпилог

Десятый ход от Божественного Откровения,

третья веха расцвета.

Священная Колыбель

– Мама! Нет, мама, это я виноват…

Я застала неприятную картину в вишневом саду. Илиас дал пощечину Нежке.

Звонкую, тяжелую такую, от которой у дочери пошла носом кровь, заляпав ее праздничное платье.

Я подлетела к детям мгновенно, а теперь пыталась успокоиться, пока сын хватался за мои ноги и бормотал: «Мама, все не так, я сам…» И ревел, да. Громко и с подвываниями.

Увидеть маму в гневе – это не шутки. А в тот миг, когда я появилась рядом с ними, полагаю, взгляд у меня был зверским. Это спустя пару секунд я поняла, что все далеко не то, чем кажется. И мой гнев был в итоге направлен совсем на другого ребенка.

– Энежда!

Причиной моей злости было то, что сын ударил сестру не сам, точнее не по своей воле. Энежда отдала ментальный приказ Илиасу. И стояла, опустив голову, глотая слезы и рукой смазывая кровь… Смиренно ожидая от меня справедливого наказания.

Вот тебе и закончился праздник дня рождения дочери. Замечательно просто закончился!

– Мама, это я попросил! Я просил, честно! Не наказывай Нежку, я виноват! Все я!

– Прекраснейшая, что случилось? – в вишневом саду появился Виктран. – Нежка?

– Забери Илиаса, пусть он сам тебе расскажет, что случилось, – мрачно произнесла я, касаясь дочери исцеляющей магией. – А мы поговорим после.

Любимый не стал спорить, подхватил сына и шагнул на тропу, унося того в дом.

Лечение дочери закончилось, но оправдываться и вообще что-либо говорить она не торопилась. А я не торопила. Знала, что бесполезно. Пока она сама не захочет, хоть пытай – и слова не скажет. Молча снесет наказание, даже если оно несправедливо получено. Увы, пару раз случалось и такое.

Найти к этой девочке подход оказалось не так-то и просто. В тихом омуте черти водятся – это абсолютно точно о ней. Тихая, молчаливая, сама себе на уме. Большей частью вроде совершенно непроблемный ребенок, а потом как отчебучит – весь дом еще вехим отходит от ее проделки…

– Зачем, Энежда?

Мой тон мог обмануть кого угодно, но только не дочь. Девочка была настроена на меня всеми фибрами души и легко угадывала малейшие оттенки моего настроения, не то что вибрации голоса. Она прекрасно знала, что за внешне спокойным и тихим голосом сейчас скрывалась настоящая буря.

– Нежка, мама. Не зови меня Энеждой…

– Я сама решу то, как буду называть провинившуюся дочь. Ответь, что на этот раз вы не поделили?

– Тебя… – и замолчала.

Я закатила глаза. Эта дурная привычка так и не исчезла, наоборот, прилипла ко мне намертво.

Иногда в подобные моменты мне очень хотелось схватить дочь за плечи и хорошенько встряхнуть. Только это не помогло бы. Шкатулка оказалась с таким секретным замком, что на кривой козе не подъедешь! Никаким ломом не вскроешь!

– Я слушаю дальше, Энежда.

– Я была не права, мамочка! Я больше не буду, обещаю… Мамочка…

По щекам ребенка катились крупные слезы. Если Илиас всегда плакал громко, то от Нежки и звука не доносилось, когда она плакала. Слезы жемчугом катились по кукольному личику. И в этот момент она была красива не меньше, чем когда улыбалась!

– Энежда, я жду внятного ответа на свой вопрос. Почему ты использовала силу на Илиасе, да еще и таким способом?

– Мы хотели проверить, как быстро ты поймешь… Кого тебе будет жальче и кого накажешь первым…

Последняя фраза была сказана очень тихо.

– Я ведь тебе неродная. Прав был Илиас, ты накажешь