Я вернулась, чтобы сжечь его дом - Наталья Викторовна Бутырская

С того дня мама не упоминала при мне имя Сюэ Сюэ. Она обсуждала наряды, изменения в поведении Ми-Ми, городские сплетни и письма братьев и сестер, но для меня наши беседы утратили прежнее очарование. Каждую минуту рядом с ней я думала о том, что она мне не верит. Она считает меня сумасшедшей. И всё еще думает выдать замуж за того человека.

При этом на отца я обиды не затаила. Он замечательный, умный и достойный, недаром император пригласил его на должность правого министра! А это ближайший к императору советник, облеченный полнейшим его доверием. Но он мужчина, а мужчины не уделяют много внимания своим дочерям. Что он знал обо мне? Только то, что говорила ему мама. Что он видел, глядя на меня? Скорее всего, лишь отражение его надежд и чаяний.

Значит, дальше я буду полагаться только на саму себя. Хотя нет, еще могу доверять моей медовой малышке.

Как бы ни было больно, я начала вспоминать прошлое знакомство с Сюэ Сюэ: как я себя вела, во что была одета, о чем говорила. Я не знала, почему он захотел жениться на мне. Положение семьи, должность отца или размер приданого я изменить не могла, но в Линьцзин есть и другие девушки с подобными достоинствами. К примеру, дочь наложницы императора вполне могут выдать за сына министра, и приданое за ней будет немалым, к тому же поддержка со стороны матери и ее рода. Да, императорских дочерей чаще отдают за правителей соседних стран, но на всех настолько высокопоставленных женихов не найдется. И Су Цзянь, новая хозяйка радужной лисы, тоже соответствовала этим требованиям. У ее отца должность пониже, зато связей ничуть не меньше, и он даст богатое приданое, ведь Су Цзянь — его единственная дочь от жены, остальные дочери — от наложниц, и они вряд ли подымутся выше.

Так что у меня оставалась надежда, что Сюэ Сюэ откажется от брака, если я покажу себя с дурной стороны. Вдруг внешность и манеры будущей жены всё-таки имеют для него хоть какое-то значение?

Какой я была в день первой встречи с Сюэ Сюэ? Счастливой, наивной, восторженной. Я только-только заполучила радужную лисичку, папа устроил пышное празднество в честь ритуала сплетения душ, на мне красивый наряд в бледных розово-фиолетовых тонах, который гармонировал с перламутровым блеском шерсти Сяо Цай, и весь мир казался таким теплым, добрым и любящим. В том мире не было ни зла, ни жестокости, ни несправедливости.

И Сюэ Сюэ… Когда я его увидела, подумала, что в наше поместье снизошел небожитель. Он выделялся среди гостей, как журавль выделяется среди кур. Все в нем было идеально: высокий рост, благородная осанка, тонкие черты лица… Черные, будто нарисованные тушью, брови подчеркивали белизну его кожи, ясный безмятежный взгляд словно защищал его от суетности и скудомыслия смертных. Он был великолепен во всем. Каждый его жест, мимолетная улыбка, изящный поворот головы — всё это сплеталось в некий неспешный танец, которым хотелось любоваться вечно. С него не сводили глаз все девушки и даже замужние женщины на празднике, но ни одна не посмела приблизиться к нему и заговорить. Наверное, они, как и я, чувствовали собственное несовершенство по сравнению с Сюэ Сюэ.

Когда он вдруг подошел, чтобы поздравить с выбором душевного зверя, я едва могла дышать. Даже голос его звучал, как переливы флейты: мягко, нежно и невинно, только поэтому я кое-как собралась с мыслями и что-то ответила.

Так кого же он увидел в тот день? Глупышку, потерявшую голову от его внешности и манер? Безропотную куклу для роли идеальной жены? Подходящую мать для его детей, чья красота не поблекнет после родов благодаря душевному зверю?

Значит, в этот раз я должна вести себя иначе.

Сначала я попросила служанок принести приготовленный заранее наряд, тот самый, что в прошлой жизни. От переливов розового и фиолетового у меня потемнело в глазах.

— Нет, я это не надену! — заявила я. — Что за нелепые цвета? Я не хочу походить на испорченный маринованный имбирь.

— Но, юная госпожа, вы сами выбрали эти ткани! — робко возразила МэйМэй.

Теперь служанки вели себя почтительно, без дружеских шуток или подначек, которыми мы так часто обменивались раньше. Я больше не доверяла им и держала на расстоянии. Если родная мать не верит мне, чего ждать от глупых девчонок?

— А сейчас не нравится! Хочу ткань потемнее. Вон, как шерстка у моей Ми-Ми!

— Швея не успеет пошить новый наряд к сроку…

— Это уже не моя забота! Тогда вообще никуда не пойду. Так и передайте маме.

— Да, юная госпожа.

Служанки поклонились и поспешно ушли из комнаты вместе с юбками.

Я думала, что мама попытается уговорить меня на готовый наряд, но вместо этого после полудня в поместье пришел торговец тканями с десятками образцов. Мы долго щупали полотна, рассматривали переливы на солнце и в свете ламп, прикладывали их к спинке Ми-Ми, чтобы отыскать тот самый оттенок, потом смотрели, какие цвета будут с ним лучше сочетаться.

На следующий день к нам пришла лучшая портниха Линьцзин, и я долго объясняла, как должно выглядеть платье, как вышить подол и ворот, какой подобрать пояс. Мама, конечно, присутствовала при нашем разговоре, но не вмешивалась. Она внимательно присматривалась ко мне, словно оценивая степень моего помешательства.

Мы едва успели к нужному сроку. Наряд привезли утром того дня, когда было назначено празднество, потому украшения мы уже купить не успевали. Пришлось изрядно покопаться в маминых шкатулках, чтобы отыскать что-то подходящее, зато в итоге получилось именно то, что я и хотела. Строгий прямой халат старинного кроя напоминал одежды даосов и придавал суровость моему облику, глубокий оттенок гречишного меда без привычного шелкового блеска еще больше подчеркивал серьезность. Я сразу стала выглядеть старше своих лет, и гладкая прическа с высоким пучком «цзи» только способствовала этому. Я наотрез отказалась от предложенных цветочных гребней и блестящих нитей в волосах, добавила лишь длинную мамину шпильку из черного дерева.

— Ялань, — мама невольно назвала меня полным именем, а не детским прозвищем Лань-Лань, — может, всё же сменишь пояс? Тот голубой с золотой вышивкой будет хорошо смотреться.

Я прикоснулась к плотной черной коже моего широкого, на мужской манер, пояса, погладила агатовую пряжку и покачала головой. Этот наряд идеален. Он — полная противоположность розово-фиолетового платья. Сейчас я ощущала себя не мечтательной бабочкой, а воином или боевым монахом, что готов разить врага и словом, и мечом.

Так мы и отправились к поместью Су. На