Венец безбрачия - Полина Ром

- Ить оно и хорошо, что я вечером побёгла проверить! Придётся вам, госпожа Софи, другое платье то доставать. А уж это – только на выброс. Ить клочка целого не оставили, ироды

Я уже знала, что в этом мире стирают только нижние сорочки или полотняную одежду, которую носят горничные. Платья же из дорогих тканей стирке не подлежат в силу того, что нестойкие красители тут же расплывутся. Но мне все равно казалась странной идея хранить пахнущую потом одежду в одном месте и проветривать её только по мере необходимости.

Кроме того, из времён маминой молодости я помнила такую забавную штуку, как подмышники. Когда я была совсем маленькой, а папа был ещё жив, я любила смотреть как они собираются в гости. Мама доставала папин костюм, отдельно вешала на плечики белоснежную наглаженную рубашку и на плечо ей накидывала галстук, который потом сама завязывала на шее отца, каждый раз говоря одно и то же:

- Ну вот, дорогой, теперь ты настоящий красавец! – папа всегда смеялся, ловил маму и целовал её, а она нарочито ворчливо выговаривала: – Вот помнёшь мне причёску – один пойдёшь!

Кримплен тогда ещё был в моде, и парадное платье мамы было именно из этого самого, синтетического и душного, материала. Я всегда с любопытством смотрела, как прежде, чем одеться, мама парой стежков прихватывала с изнанки платья белые округлые лоскуты в области подмышек. Платье она берегла и возвращаясь домой подмышники сразу же отпарывала, платье и рубашка отправлялись в стирку, а в шкафу всегда замечательно пахло духами «Красная Москва» – в углах полок с бельём и в самом низу, под платьями и костюмами, стояли без крышек пустые флакончики от духов.

Сейчас я даже запах почувствовала, вспоминая эти мелочи…

- Не ворчи, Матильда. Одежду нужно хранить по-другому, а сейчас давай выберем мне что-то, что можно будет надеть завтра.

- Ить у вас не больно-то и одёжек осталось, госпожа Софи. Вы же сами сестрице два наилучших платья и отдали. А я ить говорила, что пригодятся они ещё! А на ней шнуровка не сходилась, аж пришлось надставлять. Так у вас-то и выбора больше нет, одно только для гостей и осталось…

Платье, которое принесла мне Матильда, было из очень толстого тяжёлого бархата рыжевато-коричневого цвета с золотистой каймой вышивки по краю расширенных рукавов, по плотно прилегающему к горлу вырезу. Вышивка спускалась по груди треугольником, сужающимся к талии и, в целом, платье смотрелось хоть и скромно, но вполне симпатично. На спине, как и на остальных местных одёжках – шнуровка, которая поможет подогнать одежду прямо по фигуре.

От платья тоже шёл тяжёлый запах пота, но меня заинтересовало не это, а вышивка. Поднеся ткань ближе к свече, я принялась рассматривать непонятные стежки. Сама нить была жёлтого цвета, а на неё плотно навёрнута полоска люрекса. Немного порывшись в памяти я, стараясь скрыть удивление, спросила у Матильды:

- Это золото?

- А то как же ж! Батюшка ваш покойный из монастыря вышивальщицу самолично привозил и почитай цельный месяц она здесь, в ваших покоях и жила. Неужто вы забыли, госпожа Софи?

Отвечать я не стала, но немного задумалась. Главная проблема местных тканей – нестойкие красители. Но если постирать именно это платье… ну, станет его цвет немного светлее, а золото, по идее, вообще цвет не изменит. Скорее всего, слегка прокрасится нитка, которой сделана вышивка. Разумеется, прокрасится не металл, а сам шёлк, на который он накручен. Но это в любом случае лучше, чем благоухать потом, как бомж.

За право постирать платье я выдержала небольшую войну. Сперва Матильда махнула на меня рукой, очевидно рассчитывала, что я скоро откажусь от этой глупой идеи. Потом принялась уговаривать, потом просто ахала, а уж мысль, что стирать я собираюсь сама и вовсе привела её в ужас. Однако я не уступала, и она согласилась чуть не со слезами на глазах, ворчливо предрекая мне порчу одежды.

По коридорам замка она вывела меня к дверям прачечной – мрачному подземному помещению, у которого под потолком находилось незастекленное окно. Работницы на месте уже не было, скорее всего она ушла спать. Но на остывающей печи нашлось достаточное количество ещё тёплой воды, в огромной бочке у входа – холодная, а также несколько больших деревянных шаек, прислонённых боком к стене, чтобы стекла вода.

Вспомнила я и ещё один фокус, которому научила меня мама. Правда она использовала не ваниль, а искусственный белый порошок ванилина, добавляя крошечную щепотку при полоскании постельного белья. Именно поэтому легкий сладкий запах выпечки витал в доме по пятницам, когда мама меняла постельное на наших с ней кроватях.

- Матильда, как думаешь, у повара есть ваниль?

- А, как же ж! Госпожа баронесса ажно в столице заказывает и как гости приезжают – всенепременно на стол выпечку с ванилью подают.

Оставлять платье в прачечной я не рискнула, и мы вдвоём со служанкой двинулись на кухню.

Тётка Гризелда, о которой мне во время болезни рассказывала Альда, оказалась пожилой, одышливой и очень полной женщиной. Недовольная тем, что её потревожили после ужина, она хмуро смотрела на меня, явно не ожидая ничего хорошего.

- Тётушка Гризелда, скажите, у нас осталась ваниль?

- Полбанки ещё стручков. Я госпоже баронесса докладывала, что перец почти кончился и чёрный, и белый, имбиря нет, от корицы – одна шепотка на дне. А ваниль как прошлый раз завезли – так гостей-то больше и не было. Сколь прибавилось – столько и стоит.

- Вот и прекрасно. Пожалуйста, сделай мне полкружки крепкого отвара.

- Из ванили? – с удивлением уточнила повариха. И не удержавшись спросила: - Это зачем же вам, госпожа Софи, этакое понадобилось?

- Понадобилось, – кратко ответила я. – Нужно немного, главное – чтобы был крепкий.

Глава 10

Матильда ушла, и я осталась в подвальной комнате, куда залетал через окно под потолком ледяной уличный ветер. Здесь было страшно и неуютно, а пламя свечи плясало так, что я побоялась остаться совсем уж у в темноте. Придвинулась ближе к печке и про себя начала обдумывать алгоритм стирки этого самого платья.

Сейчас оно валялось небрежной кучкой рядом с деревянными шайками. Главное, как понимала я, ни в коем случае нельзя