Как повываешь? - Жаклин Хайд

— Почему ты не на кухне? — спрашиваю я, жалея, что не оделся.

У нее снова отвисает челюсть.

— Ты пытаешься ловить мух этой штукой или как? — я жестом показываю на ее рот, ожидая, что она взорвется.

— Клянусь, ты самый большой мудак, которого я когда-либо встречала, — вырывается у Уитли.

— Да. Мы уже выяснили это.

Я качаю головой, затем поворачиваюсь на пятках. Мне нужно одеться, пока она не заметила, в каком затруднительном положении находится мой член под полотенцем.

— Я просто самый большой мудак на свете, — говорю я, бросая слова через плечо самым женственным голосом, на который только способен. В уголках ее глаз появляются морщинки от возмущения, омрачающего черты. — Придумай что-нибудь новенькое, сладкие щечки.

— Не называй меня так, ты, женоненавистнический придурок.

Я смеюсь, чувствуя, как ее разгневанный взгляд прожигает спину.

— Ооо, уже лучше. Мне нравится.

— Иди нахер, — ее голос звучит резко и обиженно, но вызов в тоне заставляет меня остановиться как вкопанного.

Что-то поднимается по моему позвоночнику, отдаваясь эхом в основании черепа.

Решение принято, я возвращаюсь к ней, наслаждаясь тем, как ее глаза расширяются по мере моего приближения, уверенное выражение ее лица сменяется неуверенностью. Мои ноздри снова раздуваются, и я практически чувствую исходящий от нее запах неприязни. Ее ужасный аромат полон пряностей и сладости.

Я вторгаюсь в ее личное пространство, наслаждаясь тем, как она пытается пристально смотреть на меня.

— Сама иди нахер, — усмехаюсь я.

Я хочу взять слова обратно, когда ее глаза расширяются, и тот же самый характерный аромат между ее ног усиливается и наполняет воздух.

Выражение ее лица становится неуверенным, когда я прекращаю попытки остановить реакцию своего тела на нее. Тот факт, что Уитли, единственная женщина, которая мне не понравилась с первого взгляда, делает мой член твердым, значит, что вселенная просто издевается надо мной. Это единственное объяснение.

— Я… — начинает она, быстро моргая ресницами.

Член болит, когда я пристально смотрю на нее, задаваясь вопросом, что за безумие нашло на меня? Почему я так реагирую на нее? Как она это делает со мной?

Я проклинаю сны прошлой ночи. Средство Джекилла приедет недостаточно скоро.

Я бросаю все притворство и отступаю.

— Что ты делаешь в моем крыле, Уитли?

— Твоем крыле? — она усмехается, многозначительно оглядываясь в ту сторону, откуда пришла. Ее глаза светлеют, когда вновь встречаются с моими, и в глубине сознания возникает подозрение, когда ее губы растягиваются в медленной улыбке. — Я здесь живу.

— Ты что, с ума сошла? — спрашиваю я.

— О да, дружок, — она покачивает бедрами, и выражение чистой ненависти искажает ее лицо. — Я бы посоветовала тебе, мистер «Правила О'Дойла», поговорить с менеджером твоего любимого отеля. Он может посвятить тебя в текущую обстановку и в то, что произошло, пока тебя не было.

— Не называй меня так.

Меня бесит, что она думает, будто может указывать мне, что делать. Кем, черт возьми, она себя возомнила? С самого начала своего пребывания здесь она пыталась мной командовать, и с меня хватит.

Нелепо, что Аллан позволил ей остаться в этом крыле. Ему было приказано никого не пускать ни в северное, ни в восточное крыло, в наши с Владом апартаменты. Странно, что ее перевели именно сюда, в мое крыло. Вероятно, она предложила это, просто чтобы вывести меня из себя, ведь она была рождена, чтобы раздражать меня.

— Если это важно, уверен, он возьмет на себя смелость рассказать мне, что произошло. Неужели вам нечем заняться, кроме как распространять сплетни, мисс Уитт?

На ее щеках расцветает румянец, и на мгновение меня охватывает удовлетворение, пока выражение ее лица не меняется. Появляется странная фальшивая улыбка, кричащая о своей искусственности.

— Мне очень жаль. Я просто пытаюсь помочь, — она хлопает ресницами, глядя на меня, изображая застенчивость. — Я иду на кухню. Могу я вам что-нибудь принести?

Эта женщина ужасна. Она так мило улыбается, но я чувствую исходящую от нее ярость и ненависть.

— Я лишь хочу предоставить лучший сервис, пока я здесь, — продолжает она.

Ее язычок высовывается, облизывая пухлые красные губы, и она заправляет выбившуюся прядь за изящное ухо. Черт бы ее побрал, от этого у меня учащается пульс.

Я хмурю брови, потому что слова звучат искренне и заставляют похоть пробежать по позвоночнику. Черт возьми. Возможно, мне нужно поскорее найти подходящую женщину, если Уитли производит на меня такой эффект, потому что она ни в коем случае не имела в виду те слова так, как они прозвучали — по крайней мере, не так, как они прозвучали для моего члена.

— Прекрасно. Это хорошо, — процедил я. — Ты не знаешь, где будут горничные сегодня утром?

Я могу использовать ее для получения информации, раз уж она тратит мое время.

Фыркнув, она кладет телефон в задний карман и перекидывает униформу через руку с решительным блеском в глазах. Зачесанные назад волосы придают ей строгий и профессиональный вид, в отличие от прошлой ночи, когда ее темные локоны рассыпались каскадом, а рубашка, пропитанная какао, прилипала к коже.

— Мария, старшая горничная, будет там же, где и Антон — скорее всего, где-нибудь в чулане для метел13, — бормочет она, прежде чем вздохнуть и отвернуться. — Удачи, мистер О’Дойл. Она вам понадобится.

Она неспешно идет по коридору, на ходу натягивая поварской пиджак.

Что, черт возьми, произошло за последние две недели?



Уитли Уитт

— Что он сказал? — спрашивает Джордж, откидывая назад седовласую голову. Устроившись за большим столом в столовой, где я накрываю завтрак, он засовывает виноградину в свой ждущий рот.

Я смеюсь над выражением пушистой мордочки Фифи, его хвост виляет в поисках угощения, этот пес ревнует хозяина к закуске. Джордж улыбается и достает завтрак Фифи — маленькую тарелку с курицей и коричневым рисом — и ставит ее на пол под столом у своих ног, чтобы собака могла поесть.

— Аллан говорит, что через пару недель будет важный ужин, — говорю я, повторяя то, что Аллан сказал мне вчера, пока доливаю апельсиновый сок, прежде чем поставить перед Джорджем омлет.

Я смотрю на Джорджа, удивляясь, почему он так хмурится. Джордж никогда не хмурится.

— Разве ты ничего об этом не знаешь?

— Я? Зачем мне о чем-то знать? — спрашивает он, отправляя в рот вилку с омлетом.

Я улыбаюсь, глядя на то, как закрываются его глаза.

— Ммм, конечно, — говорю я со смехом.

Джордж, кажется, всегда знает о том, что происходит, раньше других. Может, я здесь всего несколько недель, но это правда. Он определенно