Мой личный шеф - Надежда Мельникова

ни было, директор есть директор, и в пять часов мне приходится идти на поклон. Плохо, что я никак не могу забыть его жёсткое прикосновение к моей талии. Тот момент, когда он снял меня со стула. Почему-то это грубое мужское движение отпечаталось в мозгу и совершенно не хочет покидать мою голову. Если сравнивать с Родионом, то в подобной ситуации мой мужчина почти наверняка улыбнулся бы и подал мне руку, аккуратно спустив со стула.

Но Годзилла на то и Годзилла, чтобы применять силу и разрушать всё вокруг себя.

— Добрый вечер, Марат Русланович, — аккуратно приоткрываю дверь в кабинет директора.

— Явилась всё-таки, — комментирует Султанов, не отрываясь от дел и перебирая бумаги на столе.

Оскорбляюсь. Мне не нравится его тон. Будто я какой-то холоп, пришедший на поклон к барину.

— Это то, что вы увидели в зеркале после перепоя, может явиться к вам во сне, Марат Русланович, а я пришла по приказу начальства.

— Со сто восемьдесят шестого раза пришла. — Шелестит бумагой, на меня не смотрит.

— Извините, господин директор, вы очень удивитесь, однако я довольно занятой человек.

— Видел я ваши занятия, Виолетта Валерьевна. Я думал, вы педагог, а вы, оказывается, у нас ботаник.

— Да будет вам известно, Марат Русланович, живые цветы активно выделяют кислород. Это делает воздух в классе более свежим и полезным, способствует улучшению памяти моих учеников, обеспечивает бодрость и избавляет от чувства усталости меня саму. Но мои любимые комнатные растения не просто повышают уровень кислорода…

Вскидывает глаза.

— Я же говорю — ботаник, а не педагог.

— Вы для этого меня целый день вызывали? Чтобы привычно обзываться?

— Нет. — Порывшись в кучке документов, выуживает оттуда конверт с золочёной надписью и небрежно швыряет, тот приземляется на стол возле меня. — Мы с вами вечером идём на мероприятие для победителей городского конкурса вокального и хорового пения.

— Здравствуйте! — Всплеснув руками. — Это что ещё значит? Никуда я с вами не пойду. Совсем с ума сошли, что ли? У меня дела дома есть.

— Ещё четыре цветка надо полить? Я так-то тоже не горю желанием терпеть ваши оскорбления целых пятнадцать минут.

— Что за банкет длится пятнадцать минут?

— Мы посидим немного для вида и пойдём. Успеете поесть — хорошо! Нет, так дома пельменей наварите. Читайте.

— Не хочу и не буду читать ваши писульки, — отворачиваюсь.

— Не умеете, что ли? — Приподнимается с кресла и кидает конверт ещё ближе.

— Смешно, — скалю зубы, но, вздохнув, беру, раскрываю.

— Что там написано?

— Приглашаются директор и руководитель победившего коллектива. Дальше наши фамилии.

— Теперь понятно, почему я звал именно вас?

— Да!

— Слава богу, а то я уж думал, что потребуется пояснительная бригада.

Недовольно поджимаю губы и скрещиваю руки на груди.

— Ну и как мы поступим? На автобусе поедете или всё же не побрезгуете сесть в недостойную вас машину мерзкого директора?

Теперь руки на груди скрещивает он и ещё ухмыляется при этом.

— А что, прям с работы, что ли? Вот так? — показываю на себя.

— Несмотря на обоюдную неприязнь, смею заметить, выглядите вы хорошо: морщин не появилось, роды ни капли не испортили фигуры. На мой взгляд, вы кажетесь даже стройнее и привлекательнее, чем, когда мы, к нашей взаимной беде, имели честь быть знакомыми ближе, чем надо. Так что вам нечего стыдиться и можно идти так.

Не скрываясь, закатываю глаза.

— Я имею в виду одежду! На мне не вечерний наряд, а офисный сарафан. — Смотрим друг на друга. — Я, может, и стройнее, а вот вас разнесло.

— Самой не смешно, Виолетта Валерьевна? Это в каком таком смысле меня разнесло?

— В мышечном. Вместо того чтобы развивать свои умственные способности, обогащать духовный мир, вы явно проводите всё свободное время в качалке, таская штангу.

— И это очень плохо! — смеётся.

— Для вашей губастенькой невесты, может, и нет, а для умной, взрослой, адекватной, образованной женщины, думаю, недостаточно.

— Это такой, как вы, что ли, Виолетта Валерьевна?

Тоже смеюсь, пожимая плечами.

— Я вообще ни при чём. Вы переживайте, что ваша эскортница прочтёт ещё одну книгу и вы перестанете ей нравиться.

— А первая, я так полагаю, была букварь? Банально как-то. С чего вы вообще взяли, что Владислава глупая?

Мотнув головой, заканчиваю этот разговор:

— Мы отклонились от темы.

— Я могу подвезти вас к дому, и вы натянете то платье, в котором выступали, оно вроде ничего. — И возвращается к бумажкам, начав активно что-то подписывать.

— Натяну? — прыснув со смеху.

— Хорошо, наденете.

— Нет, так не пойдёт. Вы с ума сошли, Марат Русланович? Как я буду на банкете в том платье, в котором выступала? Жюри решит, что у меня оно единственное.

Директор, явно утомившись, швыряет ручку на стол.

— Ну хотите — набросьте на плечи мой пиджак. Тогда жюри решит, что у вас костюм. Сейчас в магазинах всё такое продаётся: то ли жакет на женщину, то ли чехол на автомобиль.

Наши взгляды опять встречаются. Поджав губы, смотрю на него, откровенно осуждая:

— Бедная Владислава.

— Да уж, и Родиону Дмитриевичу, похоже, очень повезло.

— А вы Родиону не сочувствуйте, он любит и любим.

— А это что ещё за намёки пошли? По-вашему, у нас с Владиславой не так?

— Нет, конечно, она моложе лет на десять, оттюнингована по последней моде. Хвалит вас постоянно, восхищается, говорит, что вы её сладкий мишка. — Директор отчего-то меняется в лице — неужели попала с прозвищем? — У вас наверняка и интересов-то общих нет, кроме постели.

— Ну у вас-то с вашим настройщиком в постели всё — пф-ф, — делает соответствующее движение губами. — Простенько и пресненько. Ни так ни сяк.

Несмотря на прошедшие семь лет, я прекрасно помню, каким террористом в кровати был Султанов. Он мог заниматься этим двадцать четыре на семь, а ещё так щедро одарен природой, что с Родионом и сравнивать нечего. Тогда я не могла ходить, утопая в многочисленных оргазмах, но, в конце концов, жизнь это ведь не только любовные утехи, а ещё добрые и хорошие отношения. И Родион никогда бы не поступил как этот жеребец с должностью. И пусть его темперамента хватает лишь на один раз за ночь и я не всегда способна настроиться после нагруженного трудового дня, но я скорее сдохну, чем позволю этому осеменителю с куриным мозгом задеть меня.

— Настройщик на то и настройщик, — ласковым шёпотом, — чтобы уметь доставлять женщине удовольствие. Хотя это, естественно, не ваше собачье дело, господин директор, — улыбаюсь, несмотря на то что внутри всё трясётся. — Тут написано, что мы должны явиться в шесть часов вечера в кафе «Стейк-хаус».