Тахера Мафи - Разрушь меня

Ознакомительный фрагмент

Я знаю его.

Я так сильно старалась не думать о нём.

Я так сильно старалась забыть его лицо.

Я так сильно пыталась забыть эти голубые глаза, я знаю его, прошло уже три года, как я видела его в последний раз.

Я никогда не забуду Адама.

Но он уже забыл меня.

Глава 7

Я помню телевизоры, камины и фарфоровые раковины. Я помню билеты в кино, парковки автомобилей и внедорожники. Я помню парикмахерские, и праздничные дни, и оконные ставни, и одуванчики, и запах свежей мощенной подъездной дороги. Я помню рекламу зубной пасты, дам на высоких каблуках и стариков в деловых костюмах. Я помню почтальонов, и библиотеки, и мальчиковые группы, и воздушные шары, и новогодние елки.

Я помню, как в десять лет, когда мы не могли больше игнорировать нехватку продовольствия, и все стало, подорожало, никто не мог позволить себе жить.

Адам не разговаривает со мной.

Может, это к лучшему. Может быть, не было никакого смысла надеяться, что он и я могли бы быть друзьями, может быть, пускай лучше он думает, что я не люблю его, чем что я люблю его слишком сильно. Возможно, он прячет что-то связанное с болью, но его тайны пугают меня. Он не скажет мне, почему он здесь. И я также не стану ему говорить.

И все же.

Воспоминания о прошлой ночи, об его руках вокруг меня было достаточно, чтобы отпугнуть крики. Тепло этих объятий, сила крепких рук держит все мои части вместе, я чувствую облегчение и освобождение от многолетнего одиночества. На данный им подарок я не могу ответить тем же.

Прикасаться к Джульетте невозможно.

Я никогда не забуду ужас в глазах моей матери, пытку на лице моего отца; страх запечатлелся на их лицах. Их ребёнок был монстром монстр. Одержим дьяволом. Проклят тьмой.

Нечестивый. Мерзость. Пилюли, тесты, медицинские решения - всё потерпело неудачу.

Психологические обследования не дали результатов.

— Она - ходячее оружие в обществе, — говорили преподаватели.

— Мы никогда не видели ничего подобного, — говорили врачи.

— Ей не место в вашем доме, — говорили полицейские.

— Это не проблема, — говорили мои родители.

Мне было четырнадцать, когда они наконец избавились от меня. Когда они стояли и смотрели, как меня тащили за убийство, я не знала, как я могла такое совершить.

Может, мир будет безопаснее, если меня запрут в камере. Может, Адам будет в безопасности, если будет ненавидеть меня. Он сидит в углу, закрывая лицо кулаками.

Я не хотела причинять ему боль.

Я не хотела причинять боль единственному человеку, которому никогда в жизни не хотела причинить вред.

Дверь со скрипом отворяется, и в неё роем вбегает пять людей, стволами указывая нам в грудь.

Адам поднимается на ноги, а я окаменеваю. Я забываю, как дышать. Я так давно не видела так много людей, что на мгновенье впадаю в ступор. Я должна закричать.

— РУКИ ВВЕРХ, НОГИ ВРОЗЬ, ЯЗЫК ЗА ЗУБАМИ. НЕ ДВИГАЙТЕСЬ, И МЫ НЕ ПРИСТРЕЛИМ ВАС.

Я, застыв, по-прежнему стою на месте. Я должна двигаться, я должна поднять руки, я должна расставить ноги, я должна помнить дышать. Кто-то оставляет порез на моей шее.

Тот, который выкрикивал приказы, хлопает прикладом ружья мне в спину, и мои колени подгибаются и с треском падают на пол. Я наконец пробую кислород и часть крови. Я думаю, Адам кричит, но острая агония разрывает мое тело, в отличие от всего, что я испытывала раньше.

Я полностью обездвижена.

— Ты не понимаешь, что нужно ДЕРЖАТЬ ЯЗЫК ЗА ЗУБАМИ? — Я скашиваю глаза, чтобы увидеть, что ствол пушки находится в двух дюймах от лица Адама.

— ПОДНИМАЙСЯ. — Стальным носком он начинает пинать меня по ребрам: быстро, жестко, гулко. Я начинаю задыхаться. — Я сказал, ПОДНИМАЙСЯ.

Жестче, быстрее, сильнее другой сапог бьет меня в живот. Я даже не могу закричать.

Поднимайся, Джульетта. Поднимайся. В противном случае, они пристрелят Адама.

Я поднимаюсь с колен и падаю спиной на стену позади, спотыкаясь, чтобы сохранить равновесие. Делаю попытку поднять руки вверх, так, как могу в данном состоянии. Мои внутренности и кости болят, моя кожа, как решето, проколото булавками и иголками боли. Они наконец-то пришли убить меня.

Поэтому они поселили Адама в мою камеру.

Потому что я ухожу. Адам здесь, потому что я ухожу, потому что они забыли убить меня однажды, потому что настал конец моей жизни, потому что мои семнадцать лет — это слишком много для этого мира. Они убьют меня.

Всегда задавалась вопросом, как это произойдет. Интересно, сделает ли это моих родителей счастливее.

Кто-то смеется.

— Ну, разве ты не маленькое дерьмо?

Я даже не знаю, обращаются ли они ко мне. Я едва могу сосредоточиться, чтобы держать свои руки вертикально.

— Она даже не плачет, — добавляет кто-то. — Девчонки всегда в такой момент умоляют о милости.

Стены начинают кровоточить. Интересно, на сколько я смогу задержать дыхание. Я не могу различить слова и понять звуки. Я слышу, как кровь хлещет из моей головы, и не могу открыть рот, потому что мои губы разбиты. Пистолет упирается мне в спину, я ступаю вперед.

Пол уходит из-под ног. Мои ноги подкашиваются, и я не могу их контролировать.

Надеюсь, они убьют меня в ближайшее время.

Глава 8

Спустя два дня я открываю глаза.

Рядом стоят емкость с водой и миска еды. Я с трясущимися руками выпиваю холодное содержимое емкости, и глухая боль проходит по моим костям, во рту сухо. Кажется, ничего не сломано, но синяки на теле под футболкой говорят о том, что это было не понарошку. Ушибы отдают синим и желтым цветом, болят при прикосновении и медленно заживают.

Адама нигде не видно.

Я одна в блоке одиночества; четыре стены, не более десяти футов в любом направлении, только воздух проползает через небольшую щель в двери. Я только начинаю терроризировать себя своим воображением, когда с хлопком открывается тяжелая металлическая дверь. Охранник с двумя перекрещенными на груди винтовками оглядывает меня сверху донизу.

— Вставай.

На этот раз я не колеблюсь.

Надеюсь, Адам сейчас в безопасности. Надеюсь, он не пришел к тому же концу, что и я.

— Следуй за мной.

Голос охранника груб и глубок, серые глаза непроницаемы. На вид ему около двадцати пяти лет, светлые волосы подстрижены в форме короны, рукава закатаны до плеч, военные татуировки обвивают его предплечья, как и у Адама.

О.

Боже.

Нет.

Адам шагает в дверь рядом с блондином и указывает своим оружием на узкий коридор.