Кира Стрельникова - Служанка двух господ

Подошёл Эрсанн, молча протянул бокал с вином, и пришлось таки чуть повернуться, поменять позу, чтобы удобно было пить. Села на бок, чуть согнув колени, и получилось, что… ну, что практически забралась на постель и колени Лореса. А он рук не убирал от меня, что ещё оставалось?! И поднятое платье также продолжало демонстрировать кружево на чулках и подвязку… Ещё пара сантиметров вверх, и на обозрение предстанут кружевные трусики. Я сделала сразу несколько глотков, чувствуя, как пряная, ароматная жидкость мягко скользнула по пищеводу и разлилась в животе приятным теплом. А Эрсанн… сел на кровать напротив нас, прислонившись к низкой спинке, и посмотрел на меня, внимательно, чуть склонив голову. Блин. Опять двое, и в опасной близости.

— Мы уже выяснили, что ты осталась довольна, что лет тебе было достаточно, так откуда же стеснение и стыд, Яна? — продолжил расспросы Лорес, слава богу, не став требовать лишних подробностей, как же всё происходило. — Подружка высмеяла?

— Нет, — тихо ответила я, крутя бокал в пальцах, мой невидящий взгляд не отрывался от ковра. Вдруг стало всё равно, что кто-то ещё узнает, что мне пришлось пережить во время того двухчасового монолога мамочки. — Мама прочла в дневнике, по-своему всё поняла, и… ругалась, сильно.

Отпила ещё вина, сердце билось в ускоренном темпе, а стеснение и неловкость пропали. Эти эмоциональные качели, на которых меня мотало в последние несколько десятков минут, жутко вымотали. Да и день сложный был, может, меня уже отпустят? Я же рассказала, что они хотели услышать. До конца.

— Мама, значит, — протянул Эрсанн, и я бросила на него опасливый взгляд.

Слишком уж голос звучал… недобро, скажем так.

— И что она тебе говорила? — теперь спрашивал Морвейн-старший.

— Много чего, — лицо закаменело, я отвернулась, не желая окунаться снова в тот давний разговор. — Я… не хочу вспоминать. Пожалуйста.

Прозвучало слишком просительно, почти жалобно. Волнение, рождённое рукой Лореса на бедре, ушло, его сменила глухая тоска и всё та же неловкость, всплыли давние запреты маменьки, ещё в глубоком детстве, на изучение собственного тела, и как простояла полночи в углу, застуканная за тем, чем приличные девочки не занимались в советское время. И было мне года три или четыре тогда…

— Говорила, что это плохо? Что со случайным мужчиной нельзя? — не отставал Эрсанн. — Ян, что вообще тебе мать про отношения рассказывала? Про секс?

О, боже, ну зачем в этом копаться?! Было и было, я забыть хочу!

— Это важно? — мой тон звучал сухо, я упорно не смотрела ни на одного из лордов, страстно желая вернуться к себе.

— Для тебя, — теперь ответил Лорес. — Ты же сама сказала недавно, хочешь избавиться от ненужных эмоций, — напомнил он мои же собственные слова.

Да, говорила… Но планировала справиться сама! Помощь Морвейнов была… слишком уж специфической, сродни шокотерапии.

— Хочу, — не стала отрицать, потом повернула всё-таки голову и посмотрела в глаза Лоресу.

Не иначе, как вино придало смелости, иначе бы не решилась задать следующий вопрос. — Только вам-то зачем вообще возиться со мной, а? Я так и не услышала толком, кроме невнятного «нравишься» и непонятных намёков на смену статуса после экзамена. Уж простите, если не совсем соответствую местным покорным леди, но я не могу жить в подвешенном состоянии, не зная, чего ожидать от будущего!

Уф, выговорилась. Только вот, снизойдут ли до ответа?..

Глава 14

Тишина оглушила, сердце гулко колотилось в груди, я крутила пустой бокал, остро ощущая взгляды обоих Морвейнов, и не зная, чего ожидать. Уже жалела о несдержанности, молча ругаясь на себя — Янка, тебе сколько раз говорили, что не отчитываются в своих поступках?! А ты именно этого и требуешь сейчас. Это тебе не твои современники-мужчины, с которыми можно на равных. Это — аристократы, маги, у них совершенно другие взгляды на жизнь.

— Тебе не приходило в голову, что заяви мы сразу о наших планах, ты бы вообще близко не подпустила нас? — негромко ответил Лорес, вынув из моих дрогнувших пальцев бокал и поставив его на тумбочку. — Ты привыкла жить одна, это видно, и сама призналась, что три года у тебя никого не было, Яна. Я не знаю, как именно складывались твои отношения с мужчинами раньше, я даже не знаю, что за мир, из которого ты пришла, — он сделал паузу, тёмно-голубые глаза сузились, и в них мелькнул огонёк. Не думаю, что отсвет от огня в камине. — Но я точно знаю, что ты не умеешь быть решительной, ты никогда первой навстречу не шагнёшь, тебе даже трудно признаться себе, в своих собственных желаниях, Яна. Ты боишься быть собой, даже когда тебе предоставляют все условия для этого. Ты пугаешься нашей настойчивости, ты пугаешься откровенности намерений, ты пугаешься даже, если с тобой обращаемся нежно и ласково. И упорно пытаешься спрятаться от всего, что может хоть как-то нарушить твой покой. А именно, всё, что касается отношений, мужчин, чувственных удовольствий, для тебя под запретом, ты шарахаешься и старательно запрещаешь себе наслаждаться всем этим, Яна, — он безжалостно сдирал с меня всю защиту, всё то, что я годами наращивала, строя свою уютную норку, где меня никто не достанет. Как всего за неполный месяц у него это получилось, чёрт возьми?! Как он всё это увидел и понял?! Я шарахнулась в попытке соскочить с кровати, в душе боролись возмущение и смятение — кому приятно слышать о себе правду, да ещё и из уст мужчины, который нравится! Очень нравится… — Стоять, — Лорес крепко, но аккуратно сжал мои плечи, не дав совершить побег. — Ты дослушаешь, Яна, и уйдёшь, только когда отпущу.

Пришлось зажмуриться, мысленно рявкнув на себя — в горле уже стоял ком и в носу щипало, верные предвестники слёз. Не буду реветь перед ними, нет, у меня ещё осталась гордость! Хорошо, дослушаю, но… выводы сделаю для себя. Под мягкостью и бархатом обоих Морвейнов крылась сталь, и если насчёт старшего я не сомневалась, что так и есть, то Лорес… Лорес весь в папеньку пошёл. Легкомысленным только притворялся, успешно, надо сказать.

— Я видел тебя другой, Яна, когда ты переставала себя контролировать и показывала, какая ты настоящая, — продолжил младший лорд тем же негромким, настойчивым голосом. — Так почему ты не хочешь такой быть? Почему так сильно боишься привлекать к себе внимание?

Кстати, вот этот твой страх уже напрасный, потому что наше с отцом внимание ты уже привлекла, несмотря на то, что очень старалась быть незаметной поначалу, — он усмехнулся, а мои эмоции снова перемешались, и на первый план вылезло волнение. — Что же касается твоего будущего, — он склонил голову, а я невольно затаила дыхание, плакать расхотелось. — Одно я скажу совершенно точно, и больше к этой теме возвращаться не буду. Ты наша, Яна, и, пожалуй, впервые за очень долгое время мне интересно находиться рядом с женщиной, во всех смыслах этого слова. Ты говорила, что не хочешь быть игрушкой — последний раз повторяю, ты не игрушка. Ни я, ни отец, людьми не играем, знаешь ли. Используем, да, по долгу службы, — опять усмешка, и у меня что-то сладко обрывается внутри, желание возражать, возмущаться, доказывать свою точку зрения, потихоньку исчезает, растворяется. Лорес медленно провёл руками вдоль моих рук, ладони скользнули на талию, обняли и притянули ближе, снова заставив сесть к нему на колени. Почти на колени, скажем так. — Но с тобой хочется играть в другие игры, Яночка, в те, которые и тебе самой нравятся, — выдохнул он мне практически в губы. — Только вот страх лишний совершенно… — Лорес чуть подался вперёд, я чисто инстинктивно упёрлась ладонями ему в грудь, правда, несильно, мысли уже свернули деятельность, оставив меня наедине с просыпающимися желаниями. Точнее, одним, но очень сильным. Губы Морвейна-младшего коснулись щеки, проложили дорожку из нежных поцелуев до самого уха, язык пощекотал чувствительное местечко под мочкой. Я резко вздохнула, от прикосновения по нервам как электрические искры пробежались. — И стыд… Оставь только немного смущения, оно тебе очень идёт… — тихий голос плавно перетёк в шёпот, чувственный и обволакивающий, я ахнуть не успела, как оказалась практически лежащей на руке Лореса. А платье-то совершенно неприличным образом задрано, мелькнуло запоздалое осознание, как-то я упустила этот факт! — И возбуждает, знаешь ли… — сын Эрсанна нежно коснулся моего лица подушечками пальцев, провёл по бровям, носу, очертил контур губ, спустился на подбородок и дальше, ниже, к ямочке. — Всё, Ян, хватит, ладно? Никто тебя прогонять не собирается, — ласковый поцелуй в уголок рта, мой тихий вздох, и пальцы путешествуют дальше, к ложбинке, и у меня уже нет желания перехватить его руку и прекратить действия.