История Мадлен - Полина Ром

мы последнюю неделю гнали почём зря – наш Михаил Владимирович эээх какой дока в дороге – у нас дней трёх в запасу точмо есть, ну и остановки нам положены, там тоже скоротали чуток. Не переживайте, барышня!

И он, ободряюще потрепав меня по плечу, покинул наш дормез.

Я сидела, ошалелая, не зная, что я чувствую.

– Софи…- беспомощно произнесла я. Потом перевела взгляд на Машу, которая сидела тихо, как мышь, прикрывая рот концами платка.

– Это я вот так, сразу к нему в дом? Софи, что ты молчишь?

Софи немного помолчала, глядя на меня. Взгляд её был от чего-то не столь весел и игрив, как обычно.

– Мадлен, милая моя. Вы простите, что я вот так запросто. – Она еще немного помолчала. Затем продолжила. – Вы радуйтесь и благодарите Бога, что вот так сразу и сразу к нему в дом. У меня, например, было по-другому…Вы, я вижу, любите Михаила. Он готов пойти на уступки, только ради того, чтобы вы стали его женой. Радуйтесь, милая, что всё именно так.

Я взглянула на Машу – та отчаянно закивала головой и снова уткнулась глазами в свой платок, который измочалила окончательно.

Глубоко вздохнув, я приняла решение. Хотя, это было смешно – всё и так решили за меня. Ладно, я пойду навстречу. Слово “встреча” меня снова встряхнула. Мне хотелось заснуть до неё, чтобы не мучиться и не думать.

Промелькнули пара дней и пара десятков деревень. Я попросила Михаила не посещать нас лишний раз, чтобы он не видел моего тягостного состояния.

Софи не понимала меня.

– Мадлен, ну что в этом такого? Это обычный визит, представьте себе это так.

Я закутывалась в плед и отвечала ей:

– Софи, вы не понимаете. Ведь я как бы со своей будущей матерью встречаюсь. Как я им понравлюсь? Или совсем нет?

А про себя думала: “Какая-то француженка, баронетка” – так слышались мне перешептывания дворовых имения Михайловского.

Когда мы, наконец, въехали на порог усадьбы, у меня был вид от волнения “краше кого-то в гроб положили”

Я подала дрожащую холодную руку Михаилу и на слабых ногах двинулась к крыльцу, где стояли по-моему все проживающие в этом имении. Там было человек двести.

– Маменька, – голос Михаила был преисполнен тревогой, волнением и радостью. – Позвольте представить вам мою невесту – баронессу Мадлен де Вивьер.

Я робко подняла глаза и встретила взгляд, преисполненный любовью, нежностью и поистине материнской заботой.

– Мишенька, сыночек! Мадемуазель Мадлен! Добро пожаловать!

Дальше я смутно помнила, что нам сунули каравай, я отломила его хрустящую корочку, макнула её соль и сморгнула слёзы. А потом меня обняла мама Миши, и я смогла спрятать своё заплаканное лицо у неё на плече.

Глава 62

Я пришла в себя, только в комнате, которую мне выделила матушка Михаила – Наталья Александровна. От волнения у меня даже затряслись руки, и я сцепила их в замок, стараясь унять дрожь. Софи поселили рядом со мной, за что я была благодарна хозяйке этого прекрасного дома. Мне нужно хорошенько рассмотреть его, как только представится возможность.

На душе стало тепло и уютно, как только я увидела иконы в серебряных окладах, висевшие в углу спальни – истинно русская особенность, радовавшая взор и сердце. Некоторые из них были украшены шитым бисером и речным жемчугом, что говорило о том, что к их украшению приложила руку хозяйка дома. Глаза Божьей матери смотрели на меня немного строго, с легкой грустью и повинуясь какому-то порыву, я перекрестилась и поклонилась образам.

Вся обстановка просто кричала о достатке хозяев, я бы даже сказала о богатстве, но ничего вычурного или аляповатого в ней не наблюдалось и оставалось лишь отдать дань вкусу Натальи Александровны, ведь по словам Михаила, весь дом был в её подчинении.

Драпировка спальни была выполнена из *штофа лавандового цвета – от пышных занавесей на окнах, до надкроватного балдахина. Даже сидения на стульях были обиты этой же тканью. В комнате находились большая кровать, два изящных кресла, ночной столик, на котором лежало Евангелия и красивый шкаф темного дерева. Кроме этого, в будуарной части стоял чайник столик с мраморной столешницей, и я с восхищением взяла в руки одну из кружек сервиза «тет-а-тет» – предназначенного для двух персон. Нежный, почти прозрачный фарфор…

В дверь постучали и, поставив кружку на место, я отозвалась:

– Да! Войдите!

Это была Наталья Александровна собственной персоной, а за ней маячил слуга, держащий в руках таз с кувшином.

– Знаю, что хотите умыться с дороги, мадмуазель Вивьер, – сказала женщина и протянула мне белоснежное полотенце и кусок душистого мыла. – Освежиться перед ужином.

– Благодарю вас, мадам, – ответила я, и она с улыбкой сказала:

– Мне Миша сказал, что вы хорошо изъясняетесь по-русски, но вижу, что ваша речь, мадмуазель, совершенно не отличается от нашей. Это удивительно!

– Я всегда очень интересовалась Россией, меня привлекала эта страна, – искренне произнесла я, немного смущаясь под её внимательным взглядом. – И я хочу здесь остаться.

Наталья Александровна задумчиво прошлась по комнате и остановилась возле окна, а я невольно залюбовалась её благородной статью, высокой прической и ровной линией спины. Темные волосы были лишь слегка тронуты сединой и со спины она казалась ровесницей собственного сына. Она волновалась за сына, и это было понятно, но её волнение передалось и мне.

– Мадлен… Могу я вас так называть? – она повернулась ко мне, и её лицо было серьезным. Я уже знала, что матушка Михаила пришла не просто так.

– Да, конечно…

– Вы меня простите, но мне нужно вам это сказать, – женщина обвела меня внимательным взглядом, словно пытаясь разглядеть каждую мелочь в моем облике.

Я начинала нервничать еще больше и вцепилась в спинку стула, чтобы чувствовать хоть какую-то опору. Мне казалось, что она сейчас скажет нечто неприятное для меня.

– Я всегда хотела, чтобы у Миши была хорошая жена, большая семья и уютный дом, где его будут ждать с нетерпением, – тихо сказала Наталья Александровна. – Мне кажется, это нормальное желание любой матери. Но я никогда не думала, что моей невесткой станет чужестранка…француженка…Я бы сказала, что это очень необычный выбор.

Я похолодела, сжимая спинку стула все сильнее. Она хотела сказать, что я не пара ему? Француженка… Мне показалось или в этом слове прозвучало пренебрежение?

– Мадлен, вы любите Мишу?