Огонь в его поцелуе - Руби Диксон

же бросаются врассыпную, прочь из моего разума, и я могу мыслить вполне ясно. Я парю над ульем достаточно высоко, чтобы видеть, как люди бегут в укрытия. В выполнении моей задачи это никак не поможет. Чтобы за нами шпионить, мне нужно, чтобы они вернулись наружу и вели себя как обычно. Нет ни одного шанса, что они это сделают, покуда у них над головой парит дракон.

Я должен перекинуться в свою двуногую форму.

В тот самый момент, когда это приходит мне на ум, до меня доходит, что совершенно забыл, что у меня вообще есть эта двуногая фигура. С тех пор, как я был не только в своей боевой форме, прошло уже очень много времени, и внезапно моя кожа аж зудит от необходимости трансформироваться. Я буду уязвим, если это сделаю, но только если меня застукают.

Тогда я просто сосредоточусь на том, чтобы не дать себя поймать.

Я улетаю на небольшое расстояние и приземляюсь на ровной поверхности. Взмахи моих крыльев, разметающие по сторонам опавшие листья, становятся все медленнее и медленнее, а когти цокают по этой гладкой поверхности. Присев на корточки, я стараюсь вспомнить, как перекинуться в свою двуногую форму.

Мгновение спустя я опускаю взгляд и вижу свои вытянутые на земле вперед руки. Руки, похожие на человеческие. Медленно поднимаясь на ноги, я выпрямляюсь во весь рост, заново для себя открывая чувства телесных ощущений своей двуногой формы. В этом виде равновесие у меня совсем другое, и чувствую я себя слишком связанным с землей, но все это не так уж и плохо. В голове у меня так тихо, и это просто отлично. Согнув руку, я разглядываю когти, которые венчают кончики моих пальцев. Эта рука так похожа на человеческую, и все же такая смертельно опасная. Люди всем своим телом кажутся мягкими.

Моя пара. Она тоже везде очень мягкая. Тихонечко рыкнув, довольный самой мыслью об этом, я оборачиваюсь, ища глазами человеческий улей.

Там, вдали, я вижу то странное ограждение, воняющее огнем и металлом. Я целенаправленно иду в том направлении, хотя в двуногой форме путь занимает немного больше времени, чем в боевой. Мне пришлось приземлиться на довольно-таки приличном расстоянии, чтобы люди подумали, что я покинул это место. Даже сейчас слышен тот предупредительный гул, от чего мне приходится стиснуть зубы.

К тому времени, как я добираюсь до ограждения, неприятный гула утихает, и я снова слышу тихий шелест голосов людей. В такой близи невыразимо тяготят запахи улья — разведенные костры, отходы, пот, кожа и плоть и… — я трясу головой, чтобы сберечь разум ясный. Нет смысла выделять из них какой-то отдельный. Лучше вообще не обращать на них внимания. Я делаю глубокий вдох через рот и начинаю взбираться вверх по ограждению. Мои когти дают мне весьма сильное преимущество, и за считанные секунды я взбираюсь на вершину шаткой, раскачивающейся стены. Улегшись на живот, я прячусь, чтобы люди меня не заметили, и жду.

Мне не требуется много времени, чтобы понять, что большинство людей идиоты. Как только их предупредительный гул выключается, они тут же выползают из своих домов, громко смеются и разговаривают на своей странной тарабарщине. Снова разжигаются костры, и через короткий период времени улей снова оживает. Если б они осознавали, что дракон сейчас за ними наблюдает, они, скорее всего, шумели бы поменьше и вели бы себя более сдержанно.

Я вижу неподалеку от меня бегущего человека. Он пахнет самкой, но он маленький, намного меньше моей самки. Значит, это подросток. Малышка несется прямо к ближайшему костру, где стоит самец, помешивая что-то, что пахнет поджаренным мясом. Он улыбается этой крошечной самочке, что-то говорит, затем берет какую-то круглую штуку, наполняет ее этим жареным мясом и протягивает ей.

Еда. Ну конечно. Моя пара, наверное, проголодалась. Я должен покормить ее, когда вернусь. В боевой форме есть — это проявление инстинкта, но конечно же я должен не забывать кормить своего человека. Ей нельзя покидать гнездо, поэтому я должен о ней заботиться.

Эта мысль наполняет меня безумным удовольствием и гордостью. Подумать только, я буду кормить мою пару. Мою. Я ее ждал так долго…

В поле зрения появляется самка. Вот эта — взрослая, и от нее пахнет… иначе, чем от моей пары. Немытым, покрытым потом телом, смердящим вонью других самцов. От ее вони я презрительно кривлю губы. Она медленным, расслабленным шагом идет к самцу у костра, с большим интересом наблюдая за тем, как он помешивает еду. Самец поднимает глаза и, глядя на нее, что-то говорит. Указав рукой на мясо над огнем, она слегка повиливает бедрами. Он усмехается и, наклонившись к ней, прижимается лицом к ее лицу. Мгновение спустя он дает ей миску, и она торопливо ест. После этого они оба беглым взглядом озираются вокруг, перешептываются, и направляются за груду мусора. Пока я смотрю, самец задирает странную одежду самки и вонзается в нее сзади. Я улавливаю слабые звуки — и запахи — спаривания.

Вороны клюют мой разум, но я их отгоняю. Только не сейчас. Я пытаюсь найти смысл этих человеческих действий.

Они меня озадачивают. Эта самка вызов самцу не бросала. Она не обернулась в красный окрас спаривания. Она не ждала, когда он подчинит ее или начнет над ней господствовать. Она смеялась и болтала с ним, и болтает даже сейчас, когда он, стоная, врезается в нее. Я не заметил ни одного намека на спаривание, однако они, вне всяких сомнений, спариваются.

Мне вспоминается то, как они прижимались лицами друг к другу. Это… это что, какой-то человеческий признак спаривания? Я думаю о Кэйле и его человеческой паре, пытаясь вспомнить, прижимались ли они друг к другу лицами, однако мои воспоминания расплывчаты. Я снова сосредотачиваюсь на мысли о своей паре с ее мягкими карими глазами и спутанными волосами.

Может, проявление заботы о человеческой самке, покормив ее, вполне достаточно, чтобы у нее началась течка? Эта мысль наполняет меня волнением, и я бросаюсь обратно вниз с ограждения, спрыгивая на землю на той стороне. Я уже достаточно насмотрелся на этих людей и их вонючее улье. Пора мне возвращаться в свое гнездо.

К моему человеку.

Я буду кормить ее и заботиться о ней, дожидаясь, когда она, прижавшись своим лицом к моему, подаст мне сигнал для спаривания.

Теперь, конечно, мне нужно что-нибудь, чем ее накормить. Я задумываюсь о тех людях и их горшке с мясом.

Хм…

Глава 4

САША

Я. Не. Могу.