Ольга Резниченко - Игрушка

— Девушка, что-нибудь заказывать будете?

— Крови, — печально прошептала себе под нос.

— Что? Простите, не расслышал.

— Томатный сок.

— Еще что?

— Смерть с косой…

— Что?

— И Сникерс.

Казалось, что я сижу в камере смертников и жду исполнение приговора.

После всего увиденного, я уже почти точно знала, чем все закончится. Но не попытаться… Не попытаться я просто не могла.

— Габриелла, — неожиданно раздался его голос за моей спиной.

— Да, — подскочила, как идиотка, на месте. Влюбленная идиотка.

— Пошли со мной, — он протянул ко мне руку, я поспешно вынырнула из-за столика и бросилась, ухватилась за нее, как за спасательный круг.

Мы вошли в свободную аудиторию.

— Ну вот, мы одни. Я слушаю, — все так же равнодушно уставился мне в глаза.

Присел на край стола, скрестил на груди руки.

— Я хотела поблагодарить тебя…

— За что?

— За спасение.

— Я тебя никак не спасал. А то, что ночь провел в больнице, то так, игра. Пари. Забыла?

— Игра говоришь?

— Угу… Еще что?

— Была бы игра, ты никогда бы в этом не сознался.

— А может, мне просто надоело. Надоела чушь про пари, надоела игра с тобой, НАДОЕЛА ТЫ. Разве этого не может быть?

Сердце сжалось. Глаза округлились.

Зачем он ТАК?

Тяжело сглотнула.

— И что теперь?

— Мне все равно. Живи, как жила. Отпускаю.

— Но…

Что сказать?

Где найти нужные слова?

Одни комки и спазмы.

Слезы предательски сорвались с глаз.

— Но я люблю тебя.

Тяжело выдохнул. Выровнялся. Заложил руки за голову.

— А мне то что? Я же сказал, ТЫ МНЕ… НАДОЕЛА.

Задыхаюсь.

Я унижаюсь. Унижаюсь…

Ну и пусть.

Подошла ближе, обняла, обняла, пусть даже он не пошевелился…. все так же держал руки за головой и равнодушно смотрел мне в глаза. Не пошевелился… Обняла.

Прошептала.

— Зачем ты тогда спас меня? Зачем?

— Ненавижу, когда еда дурно сдыхает.

— Эмиль, Эмиль, я не верю тебе, не верю ни единому слову, Прошу…

— ПРИДЕТСЯ ПОВЕРИТЬ, — рявкнул на ухо и, резко, грубо ухватившись своими руками за мои кисти, с отвращением разомкнул объятия.

Оттолкнул в сторону.

— Прости, но мне пора идти. Я думаю, мы все выяснили.

— Наигрался и выбрасываешь?!! — что было духу, завизжала ему в след.

— Не наигрался, но выбрасываю. Прощай, прощай в той мере, в какой возможно.

Ноги подкосились. В глазах помутнело.

Жадно ухватилась за угол парты, но не удержалась.

Рухнула на пол, словно сломанная кукла, брошенная сломанная кукла.

— Эмиль, — навзрыд я повторяла его имя, словно молитву, словно заклинала его вернуть мне жизнь. — Эмиль… Эмиль… Эмиль… Я умру без тебя… Эмиль…

И тут резко, неожиданно…

— Ну, хватит, хватит, — присел со мной рядом, прижал к своей груди, — Прошу, Габи, девочка, перестань, прошу, Габи.

Он взял ее личико в ладоши и уставился ласковым взглядом ей в глазки.

— Прости, но ты сама вынуждаешь меня это сделать.

Обезумевшая девушка все еще шептала его имя, как вдруг тот неожиданно напрягся, веки застыли, словно каменные, зрачки расширились.

— Забудь все, что я тебе наговорил сегодня. Мы с тобой хорошие друзья, друзья, да и только. Ты никогда меня не любила и не полюбишь, но если вдруг это и случиться, то никогда не сможешь признаться, ни себе, ни мне. Слишком страшно и больно. Никогда.

Еще мгновение и приговорено моргнул.

Руки торопливо убрал от девушки, и ласково, дружелюбно улыбнулся:

— Ты как?

— О, Боже, Эмиль, я что, в обморок плюхнулась?

— Я так и думал, что рано ты пришла в колледж. А ну марш к себе, да что бы до понедельника и духу твоего здесь не было.

— Есть, сер! — наигранно козырнула Габи и мигом поднялась с пола. — До встречи.

— Пока…

Глава шестая

Тайны

Заветные, сладкие две недели поблажек пролетели, как один день. Короткий жалкий зимний один-единственный день.

Единственная радость за все это время, так это прогулки с Эмилем.

Я понимаю, что связывает нас дружба и только дружба, но в нем что-то есть. Что-то, что больше притягивает меня, чем "изюминка друга" в Браяне.

Вампир. Удивительно, но за все это время он ни разу не проявил себя каким-то монстром или сверхчеловеком (кроме назойливой грубой телепатии). А так, все даже до обиды тривиально.

Я раз десять умоляла его показать клыки, настоящие клыкища, а не те жалкие отростки, что были едва больше моих (в силу разницы пола, роста и т. п.). В общем, Эмиль — хороший друг, но жалкий вампир. Не верите? Я тоже не хочу себе верить.

Что может быть лучше, чем большая перемена, и ты валяешься на зеленой травке под столетним дубом, да достаешь вампира своими недалекими мыслями?

Что? Что? НИЧЕГО!

— Ну, вот и все. Капец мне, — наигранно разрыдалась я и уткнула свое лицо в ладони.

— Ужас, Габи, физкультура — это еще не конец света.

— Для вампира — может, и да, а вот для таких, как я, — это самоубийство… нервов, мозга и тела.

— Таких как ты? Это каких? Калек от природы? Или ленивых нытиков?

— Нормальных людей.

— То еще мне нормальную нашла. Мега осветитель жизни вампиров. Что? По ночам покатываешь статейки для журнальчика?

— И это обозвался мой верный фанат?

— Скорее, верный злой критик.

— Ой, ой, злюка мне нашелся. Ладно, — скорчив на прощание печальную рожицу, я сменила свое положения с "ленивец" на "приговоренный раб". Радостно потянувшись, подняла все свои тетрадки с земли, захватила рюкзак и дико зарычала:

— ФИЗКУЛЬТУРРРА!

— Ужас. Габи, ужас! — выровнялся рядом со мной Эмиль. — Давай я хоть тебя отведу, а то точно с позором сбежишь от злого зверя "физ-ра".

Показала ему язык.

"Хам".

— Я все слышу, слышу.

— Знаю, знаю, — язвительно перекривила его и поплелась в сторону спортзала.

А вот и кат собственной персоной. Гудвин Хойк. Чтоб его…

И пусть мои одногруппницы без ума от его "невероятной красоты", "терпкого меда", "пухленьких губок бантиком", и "безумно добрых" глаз, я едва сдерживаюсь от скрежета зубами из-за злости и ненависти.