Сломленная истинная - Ивина Кашмир

конечно, права, но от этого легче не стало.

— И потом, вот ты злишься на него, мол, он выбрал Лару, а ты на себя взгляни. Разве ему не было обидно за то, что ты в обход ему пошла общаться с бывшим?

— Я не чувствую себя виноватой, — хмуро говорю, глядя в её чёрные провалы вместо глаз. — А ты, — прищуриваюсь, — интриганка. И я не собираюсь слушать твои ядовитые речи. Ты же обещала, что не позволишь ему меня найти. И что в итоге?

Она притворно вздыхает.

— Ну... немного приврала. И что? Ты тогда такой злой была. А если бы я сказала, что Рейнард тебя всё равно найдёт, хоть спрячься ты на дне болота, — ты бы вообще меня убить захотела.

— Ты сказала, что он хочет мне отомстить за Лару, — цежу сквозь зубы и обвиняющее тычу в неё указательным пальцем. — А на деле ему оказалось плевать на неё.

— Ну это же прекрасно... — протягивает она, и мне чудится улыбка в её замогильным голосе. — Ты теперь знаешь, что на Лару ему всё равно, и любит он только тебя.

— Уходи, — бросаю и ложусь обратно на кровать.

— Знаешь, Майя, как Рейнард стал моим сыном?

Я не отвечаю.

Секунда. Вторая... На третьей любопытство пересиливает, и я хмуро спрашиваю:

— И как?

— Он был ребёнком, которого слишком рано назвали наследником. С раннего детства его отдали в руки нянек и гувернанток. Его учили стоять прямо, говорить ровно, не плакать и никогда не показывать, что ему больно. Он нашёл меня, будучи мальчиком, в котором все видели лишь будущего наследника.

Его отец говорил, что наследник не имеет права быть слабым. Мать — что любовь нужно заслужить. Когда мы впервые встретились, я спросила, боится ли он темноты. Он ответил: «Нет. В темноте никто не смотрит на меня с разочарованием».

Вот тогда я и решила, что стану для него родной матерью. Я не целовала ему ушибы — я учила вставать самому. Когда он выходил из себя, я показывала, как направлять это в действие, а не в истерику. Если он ошибался, я не кричала, а повторяла задачу, пока он не делал правильно. Я не говорила, что он хороший. Я добивалась, чтобы он сам осознал свою значимость.

Со временем Рейнард перестал искать одобрения и стал полагаться на себя. Рос упрямым, гордым, колючим. Но больше никогда не был один. Он знал, что даже если весь мир от него отвернётся, я всё равно буду рядом.

Майя, мой мальчик благороден и справедлив. Он достоин любви. Любви со своей истинной.

У меня наворачиваются слёзы на глаза, и я накрываю голову подушкой, давая понять, что разговор окончен.

Но Тьма, как выяснилось, не ушла.

Утром я спустилась к завтраку и застала её в гостиной рядом с Клариссой, которая как раз накрывала на стол.

— Майя, — с улыбкой сказала Кларисса, заметив меня, — а мы тут как раз о тебе говорили.

Завтрак проходил вполне мирно, пока не появился Рейнард.

Я сделала вид, что не замечаю его, молча встала и пошла в свою комнату.

Глава 68

Я свалилась с депрессией.

Первые дни не разговаривала. Просто лежала, слушая, как где-то за стеной скрипят половицы и потрескивает огонь в камине.

Кларисса почти всегда находилась рядом. Она не наседала, не задавала вопросов. Относилась ко мне так, будто я — не сломанное существо, а её родной ребёнок, у которого просто очень плохой день. Очень длинный день.

Утром она открывала дверь и звала почти шёпотом:

— Позавтракаем, солнышко?

Если я отворачивалась к стене, она не уходила. Садилась рядом, ставила миску с горячей манной кашей, добавляла сверху варенье и тихо говорила:

— Я знаю, тебе тяжело. Знаю, у тебя болит сердечко, но ты должна кушать, милая.

Я отвечала молчанием. Она брала ложку, набирала немного каши и терпеливо держала рядом. Почти всегда я сдавалась, покорно открывая рот.

Вечерами Кларисса приходила ко мне и подолгу сидела рядом. Расчёсывала мне волосы, заплетала их в косу. Говорила о всяких пустяках — как служанка разбила кувшин, как Лэнд снова спорил с поваром, как пёсик соседей гонялся за курицей.

Эш тоже пытался меня растормошить, рассказывая всякие небылицы из своего бурного прошлого, и много болтал о будущей жизни в академии. Я хоть и слушала, но почти всегда молчала.

Из меня будто выкачали все силы. Болело сердце. Ничего не хотелось. Ни есть, ни пить, ни говорить.

Но Кларисса с Эшем продолжали свой натиск в попытке вернуть меня к жизни.

К слову, и дед пытался наладить со мной контакт, но у него не получалось.

Первый раз, когда он вошёл в мою комнату, я отвернулась. Он долго топтался на пороге, будто искал подходящие слова. В итоге тихо сказал:

— Я сварил тебе бульон. Не знаю, какой ты любишь, так что получилось... как получилось.

Я не стала есть.

На третий день он пришёл с книгой — старым томом сказок.

Я снова отвернулась.

Он вздохнул, положил книгу на тумбочку и вышел.

Иногда я слышала, как он останавливался перед дверью и просто стоял, не решаясь постучать.

На четвёртый день я всё-таки открыла его книгу.

На пятой странице была пометка: «Для маленькой Селены, которая боится грозы».

Я закрыла книгу и долго держала её в руках.

На седьмой день я нашла в себе силы спуститься на завтрак.

Кларисса светилась от счастья.

Она поставила передо мной травяной чай с мёдом и сказала:

— Умничка.

Дед хотел сесть рядом, но я бросила на него короткий взгляд, и он остановился на полпути.

— В другой раз, — пробормотал он и ушёл.

Я всё ещё не была готова к разговору с ним. Понадобится время.

Мне пора восстанавливать своё душевное равновесие, но как это сделать — ума не приложу.

Вроде всё хорошо, не считая глухой тоски, обволакивающей ноющее сердце.

Со мной рядом Кларисса, ставшая мне близким человеком, дед, который теперь старается быть обычным дедом, а не учителем, готовым сожрать тебя без соли. Что до остальных... больше в моей жизни нет места тем, кто приносил в неё несчастья и боль.

Кларисса как-то сказала, что Рейнард отомстил моим обидчикам, «вернув им собственную тьму». Лару он лишил магии и заставил Артиана отвезти сестру в монастырь, где послушники дают обет молчания. Кейру