Кристин Фихан - Темный демон

Медленная улыбка полыхнула в его глазах.

— Правда? — он вопросительно приподнял бровь.

— Да, — ответила она без капли смущения. — Знаю, что ты считаешь это смешным, но я отказываюсь находиться в западне, независимо от желания. А тебе не хорошо думать, что ты привязал меня к себе. Я не пассивная и не хочу, чтобы ты так обо мне думал.

Тихий смех, теплым дыханием коснулся затылка.

— Пассивной? Ты? Не могу представить кого-то, особенно себя, способного сделать такую ошибку в суждениях.

Она, улыбнувшись, закрыла глаза.

— Рэзвен сказал, что мне надо научиться обуздывать свой язычок, и что, если бы со мной встретился Шекспир, то в своем произведение «Укрощение строптивой» заменил бы имя героини с Катарины на Наталью.

— Он сказал тебе такое? — Викирнофф мудро не стал соглашаться вслух. Не тогда когда ее тело столь уютно лежало рядом, — Что еще сказал Рэзвен?

— Что мне стоит научиться вышивать для обретения спокойствия и смирения, и стоит взвешивать каждое сказанное слово, — Ее голос переливался смехом и нежностью.

— Я не могу себе этого даже вообразить.

— Я ему ответила, что всегда обдумываю сказанное, если бы он прочитал мои мысли… — ее голос затих, ресницы, затрепетав, приподнялись, и она заметила веселые искорки в глубине его глаз. — Ты счастливчик. Знаешь меня настоящую без ограничений.

— Сладких снов Наталья. — Он поцеловал ее и уснул с чувством, что ему чертовски повезло познать настоящую женщину.

Глава 15

— Рэзван! Где ты? Я так счастлива! Приходи ко мне этой ночью. Где ты? Почему ты не отвечаешь?

Наталья торопливо сбежала вниз по каменным ступенькам, ведущим в прекрасный сад. Они всегда встречались в саду, если не виделись днем, но она нигде не могла найти своего брата.

— Почему ты так счастлива? — Голос шел издалека, и Наталья заметила своего близнеца, который сидел на шиферных плитах перед фонтаном, подтянув руки к груди, положив локти на колени и подперев рукой подбородок. Он выглядел мрачным.

— Где ты была, Наталья? Ты понимаешь, что бросила меня? Я должен был увидеться с дедушкой, а как защититься не знал.

Услышав это, девушка резко остановилась. Они никогда не называли его дедушкой. Ксавьер, предположительно, был мертв. Если они говорили о нем, он наказывал их, а его наказания были ужасными. Ксавьер. Их Дедушка. Они были вынуждены жить с ним после исчезновения их отца. Наталья нахмурилась. Почему она не могла вспомнить Ксавьер, когда просыпалась? Она точно знала, как он выглядел во снах о ее детстве, но не тогда, когда бодрствовала в настоящем времени. Как такое произошло?

— Не называй его так. Мы должны звать его Дядей. Он же мог услышать тебя.

— Почему ты не сказала мне охранные заклятия, Наталья? Как ты могла оставить меня открытым и уязвимым? — Рэзван медленно поднялся, и, повернувшись, приподнял рубашку. — Смотри, что он сделал со мной.

Наталья замерла.

— О нет! Рэзван, почему он срывает свою злость на тебе, когда именно я совершаю ошибки? Ненавижу это. Ненавижу то, насколько мы боимся быть вместе, что должны встречаться вот так. Он брал твою кровь?

— Он всегда берет мою кровь. Если не мою, то он возьмет твою. Сама знаешь. Пусть лучше наказывает меня, но я буду уверен, что твоей крови он не получит.

— Почему мы это терпим? Почему мы позволяем приказывать нам и обращаться как с маленькими детьми? У меня есть сила. Он не может контролировать меня. Он хочет внушить мне, что может, но на самом деле нет. У тебя есть такая же сила, Рэзван. Ты сопротивлялся ему годами. Вместе мы сможем освободиться от него.

— У нас разные силы, Наталья. Ты умеешь повелевать стихиями. У тебя острый ум и ты быстро разбираешься во всем.

— Но это ты предлагаешь идеи, Рэзван. Без тебя мы бы уже давно погибли, — эти слова заставили задуматься Наталью. Она посмотрела вниз на свои руки, то были руки не ребенка, а взрослой женщины.

Потрясение охватило ее. Она посмотрела на Рэзвана.

— Что с нами случилось?

Силуэт мальчишки-подростка замерцал, становясь полупрозрачным, и образ мужчины окончательно наложился на образ ребенка.

— Ты предала меня: ты выбрала охотника, моего врага.

Наталья покачала головой, обращаясь к своему брату, протянув к нему руки.

— Я выбрала счастье, Рэзван. Это то, чего наш дедушка не знал, никогда не мог понять. В чем смысл долгой жизни? Я наблюдала за тем, как люди умирают снова и снова, но их жизнь была счастливой, в то время как я просто продолжала жить одна, ни семьи, ни друзей. Рядом не было ни кого, с кем я могла бы поделиться и горем, и радостью, — она опустила руки, так и не прикоснувшись к нему.

— У нас есть невероятная сила, о которой мы и не мечтали.

— Нет, у нас ничего нет. Я видела подобную силу, но она ничего не значит для меня. Эти люди, которые рождаются, живут своей жизнью и умирают в кругу большой семьи — они знают, как жить. А что делаем мы? Что он делает? Он прячется от мира со своими коварными замыслами, пьет кровь, чтобы оставаться живым — для чего? Зачем жить так долго, не зная счастья? Я выбрала счастье, возможность разделить с кем-то свою жизнь. Я не буду просить прощения или чувствовать вину за это.

— Взгляни на нас, Наталья. Ты взяла наш мир и изменила его. Я больше не мальчишка и я постепенно угасаю. Неужели ты бы выбрала его вместо своего брата? Своего близнеца?

— Я не оставлю его. Почему ты решил, что я променяю одного на другого? Ты в моих снах, Рэзван. Я тебя никогда не забуду, никогда, — её сердце учащенно билось, пока она внимательно вглядывалась в угасающий образ своего близнеца с суровым лицом мужчины.

— Я тебя не нужен. У тебя есть он.

Наталья не хотела, чтобы ее слова звучали, как мольба, или как-будто она просит разрешения.

— Он жив и я жива. Я не могу жить мечтами о брате, который давно покинул меня. Моя любовь к нему другая.

Лицо Рэзвана перекосилось от гнева.

— Я запрещаю! Он — ненавистный нашей семье охотник. Выбери другого.

— Это просто мечта, сон, глупый сон. Я выбираю Викирноффа. Я выбираю счастье, — сказала Наталья, намереваясь проснуться.

Она не позволит своим мечтам превратиться в кошмарные сны, иногда вторгавшиеся вместо них. Рэзван хотел бы видеть её счастливой. Он бы не злился на неё за выбор того, кто сделал её счастливой. Она не собиралась больше мириться с тем, что время от времени проникало в её мечты и искажало их, чем бы оно ни было.