Рай с привкусом тлена (СИ) - Бернадская Светлана Змея

Халиссиец наконец размыкает губы — такие же разбитые и вспухшие, как и мои.

— Ты оказался сильнее, Вепрь. И поэтому я здесь, — ровно произносит он, еще раз признавая поражение.

— Ты здесь не поэтому, — невольно повторяю слова Вель. — Давно в рабстве?

— Около пяти лет, — напряженно облизывается он, не сводя с меня глаз.

— Это хорошо, — удовлетворенно киваю. — Значит, ты еще помнишь вкус свободы.

В черных глазах вспыхивает тревога, но я спешу его успокоить:

— Это не издевка. Госпоже Адальяро ты не так уж и нужен. Ты нужен мне. Хочешь однажды вернуться в свою страну? Увидеть семью?

— У меня нет семьи, — жестко произносит он, и я внезапно узнаю себя в этом диком, затравленном звере, которого жизнь научила держаться настороже.

— Значит, будет. Если сделаешь, как я говорю. Только прежде запомни: все сказанное мною должно остаться между нами. Об этом знает лишь наша госпожа, и никто больше. Развяжешь язык — умрешь.

Теперь в глазах халиссийца явственно читается принятый вызов.

— Говори, Вепрь. Пусть мой язык тебя не беспокоит.

И я говорю. Говорю долго и медленно, выдерживая паузы, чтобы он мог осознать: я вовсе не шучу и не насмехаюсь над ним. Время от времени он задает вопросы, которые мне нравятся. В конце концов его взгляд проясняется, и он восхищенно смотрит на меня.

— Ты безумец, Вепрь. Но даже если твое безумие погубит меня и других — я с тобой. Ради этого стоит отдать свою жизнь.

— Твоя жизнь нам еще пригодится, — скалюсь я, довольный его реакцией. Я в нем не ошибся. — Сегодня отдохни, подлечись, а завтра приступим к тренировкам. В будущую субботу госпожа выставит нас обоих — и оба мы должны принести ей победу.

Он кивает. Мы крепко, по-братски, пожимаем друг другу предплечья. Мне нравится его взгляд — смелый, честный, открытый.

— Прости, что разбил тебе лицо, Вепрь. Если бы я знал…

— Ты не мог знать, — обрываю его я. — И должен был драться в полную силу. Прости и ты меня, брат. За боль, за клеймо. Избавить тебя от боли я не обещаю, но унижений больше не будет.

Он собирается еще что-то сказать, но нас прерывает громкий стук. На пороге возникает Лей с ведром и тазом в руках.

— Приехал лекарь, — сообщает она, высокомерно скользнув по мне взглядом. — Иди первым, он ждет тебя в покоях госпожи. А мне велено пока заняться этим.

Выходя из комнаты халиссийца, успеваю заметить, как вспыхивает любопытством ее взгляд при виде Зверя. Усмехаюсь и затворяю за собой дверь. Что ж, может, с ним ей повезет больше, чем со мной?

К тому времени, когда сад за окном погрузился в темноту и меня оставили в покое, я чувствовала себя смертельно уставшей. От раздраженного ворчания дона Сальвадоре, которого опять побеспокоили ради нескольких швов на лицах и телах презренных рабов; от колючих упреков Диего в том, что я со своими рабами перевернула вверх дном их размеренную жизнь; от бесконечных фальшивых улыбок горожанам Кастаделлы во время вечерней прогулки; от демонстративного недовольства Изабель за ужином. Хорошо хоть верная Лей ни о чем не спрашивала и мужественно растерла меня душистыми маслами после купания, невзирая на боль в обожженной руке. А ведь она тоже устала за день, обустраивая комнаты для рабов из-за моей прихоти.

Когда рабыни покинули меня, подготовив ко сну, я заперлась изнутри на засов и направилась прямиком к Джаю длинным секретным путем. К счастью, он еще не ложился, а взволнованно расхаживал взад и вперед по своей новой комнатушке. В тусклом свете масляной лампы я разглядела свежий шов на его скуле, рассеченной мощным ударом Зверя. Один глаз почти полностью заплыл, губы с левой стороны выглядели еще хуже, чем сразу по приезде с Арены.

— Ты поговорил с ним? — спросила я без обиняков. Лихорадочное волнение Джая невольно передалось и мне.

— Поговорил. Зверь будет одним из нас! — его глаза возбужденно блеснули, а на губах мелькнула улыбка. — В следующую субботу мы будем биться вместе и приведем с собой еще двоих!

Никогда прежде я не видела Джая в таком приподнятом настроении и не могла не улыбнуться в ответ.

— Хорошо. Надеюсь, вы оба сумеете подготовиться должным образом. А теперь отдыхай. Спокойной ночи.

— Ну уж нет, — хмыкнул он, шагнул ближе и сгреб меня в охапку. — Сегодня на спокойную ночь не рассчитывай.

— Джай…

Мы долго целовались: я — медленно и нежно, чтобы не потревожить на нем свежих ран и ссадин, он — порывисто и жадно, словно боялся, что я исчезну, превратившись в призрак; путались в бесконечных гобеленах и дверях на пути в мою спальню, по дороге теряли остатки одежды и стыда. Джай был несдержан, опрокидывая меня на кровать и покрывая поцелуями; зато он позволял мне беспрепятственно обнимать себя, гладить и дарить ему нерастраченные ласки. Мое тело откликалось на нетерпеливые мужские движения безо всяких чудодейственных снадобий, никакой боли от нашего единения не возникало. Он горел под моими ладонями, охваченный возбуждением, а я таяла в его руках, становясь с ним единым целым, и душа моя от счастья парила в небесах.

Выплеснув скопившееся в нем напряжение, Джай выдохнул мне в шею и перевернулся на спину, утомленно опустив веки. Ощущая приятную истому во всем теле, я пододвинулась ближе, оперлась на локоть и посмотрела на него. Лицо Джая выглядело расслабленным, утратив присущую ему жесткость, и в этот миг казалось совсем мальчишеским. Осторожно, едва касаясь кончиками пальцев блестящей от испарины кожи, я очертила линию его бровей, погладила глубокие морщинки между ними, потрогала белые ниточки старых шрамов на бритой голове. Джай едва заметно улыбнулся уголками рта, не открывая глаз.

— Нравится?

— Нет, — призналась я. — Мне больше нравится, когда ты с волосами. Зачем ты побрился?

— Нельзя давать противнику преимущества. За волосы можно ухватиться и свернуть шею, — лениво ответил Джай, подставляя лицо моим робким ласкам.

— Значит, ты теперь все время будешь брить голову? — огорчилась я.

— Если тебя это порадует, могу делать это реже. Главное, чтобы волосы не отрастали слишком длинными.

Я благодарно коснулась губами его скулы под свежим швом, гладкой щеки, разбитых губ с левой стороны.

— Больно?

— Не настолько, чтобы отказать себе в твоих поцелуях, — его улыбка стала чуть шире, а линия рта — немного мягче.

Красивый. Сильный. Опасный. И сейчас он принадлежал лишь мне одной.

— Можно вопрос? — мои губы спустились на резковатую линию его челюсти.

— Все, что хочешь.

— Я видела, как ты разговаривал с этой женщиной, Эстеллой ди Гальвез. Ты знаком с ней?

Улыбка Джая мгновенно исчезла, губы плотно сжались, и даже могучая грудь под моей ладонью закаменела. Он мягко, но настойчиво перехватил мое запястье и приоткрыл глаза.

— Я был ее рабом.

Это откровение стало для меня неожиданностью. Сама не знаю, почему, но неожиданностью неприятной.

— Давно?

— До Вильхельмо.

— Она… хорошо к тебе относилась?

На самом деле, мне хотелось спросить о другом, но у меня никогда не повернулся бы язык произнести вслух мучившие меня предположения. А взгляд, которым одаривала его донна Эстелла во время разговора через бортик арены, никак не шел у меня из головы.

— Редкий господин относится к рабам хорошо.

— Но…

— Не спрашивай меня о ней, — жестко отрезал Джай, скользнув по мне холодным взглядом. — Просто знай, что ты оказала Зверю большую услугу, став его госпожой.

— Ненадолго. Ты ведь знаешь, что я не собираюсь становиться рабовладелицей.

Джай непроизвольно тронул языком ссадину на губе и повернул голову так, чтобы смотреть мне прямо в глаза.

— У меня тоже есть вопрос.

— Задавай.

— Ты разговаривала с Вильхельмо. О чем?

Ох. Этого я и боялась. Прежде чем правильный ответ сформировался в голове, ресницы невольно опустились, выдав меня с головой.

— Об Аро? — догадался он.

Пришлось признаться, для храбрости вдохнув побольше воздуха: