Перья столь порочные - Лив Зандер

Я подумываю увести её прямо в свои покои.

— В тот день, когда ты впер… ах! — я вскрикнула, когда другая его рука стиснула мою грудь, мучая плоть болезненно жёстким хватом, пока соски не затвердели. — С того дня, как Себиан привёл меня в тот лес, когда ты впервые уви…

Его пальцы сомкнулись на моём горле, перерезая слова вместе с дыханием. Воздух исчез, и тёмная пелена разлилась по краям зрения, мысли рассыпались. Он зарычал в ухо:

— Дольше.

Я забилась, извиваясь, царапая его руку, чем сильнее наливалась боль в голове и жгли мышцы. Но лишь когда руки бессильно обвисли по бокам, а спина выгнулась в последнем порыве, когда мир почти провалился во тьму, его удушающая хватка ослабла.

Я втянула воздух так глубоко, будто он сразу ворвался мне в голову, прежде чем стремительным потоком разлился по телу, вызывая дрожь и покалывание.

— Это не имеет никакого…

Пальцы Малирa снова сомкнулись но моем горле. По краям зрения заплясали чёрные и белые точки, а его пальцы внизу продолжали круговой ритм на моей киске.

— Ты не видела меня, но я видел тебя, — прошипел он. Два его пальца сомкнулись с обеих сторон моего клитора, растягивая, сдавливая, дразня, пока он не превратился в тугую, болезненно-сладкую точку — смесь удовольствия и паники, в то время как я вновь металась в его руках. — Приди ко мне, сделай ещё один шаг… — умолял я тогда, прячась в кустарнике у утёсов, с пальцами, сведёнными от ярости, готовыми сомкнуться на твоём горле.

Он резко отпустил, позволив мне вдохнуть — лишь один короткий глоток воздуха, прежде чем хватка вновь сомкнулась. Его пальцы обвели мой вход, смазываясь, прежде чем перенести влагу на клитор, барабаня и дразня, вращаясь с идеальным давлением, пока грани освобождения не замерцали в мире, который потемнел вокруг меня.

— Теперь я, наконец, обвиваю пальцами твою маленькую шейку, но, кажется, — прорычал он у самого уха, — не могу сомкнуть их достаточно крепко, чтобы прикончить тебя. Ты должна была умереть от моей руки десятки раз. Но почему нет, а? Почему я все еще этого не сделал?

Взрыв воздуха ворвался в лёгкие в тот же миг, когда он надавил на мой клитор. Меня вышвырнуло за грань, прямо в судорожные спазмы оргазма. Мышцы сжались, лоно стиснуло его пальцы. Я сорвалась на хриплый, рваный стон, который вновь отбросил меня в темноту — прежде чем, с очередным полным вдохом, мир вернулся ярче, острее, насыщеннее. Боги, ещё никогда не было так… невыносимо сильно.

— Я скажу тебе почему, — выдохнул Малир у моего уха, так, будто сам задыхался рядом со мной. Его ладонь сжала мой подбородок, разворачивая моё лицо, заставляя встретиться с ним взглядом. — Потому что ты — моя белая голубка. Безумно прекрасная. Идеальная до боли… потому что я могу душить тебя до самой грани обморока — и всё же заставлять кончать ещё сильнее.

Его рука переместилась на мою щеку, два пальца скользнули в мой рот, увлажняясь. Медленно и томно Малир взял их в свой рот, посасывая, прежде чем его губы сомкнулись на моих, накрывая поцелуем. Его вкус вытеснил остальное, позволив всему исчезнуть, кроме чувственного скольжения губ и страсти, бушующей в жарких вдохах между нами.

А потом его вторая рука снова легла на моё горло, и поцелуй оборвался влажным шлепком. Малир вдавил моё лицо в чёрное море бархата и собольего меха.

— Только попробуй, блядь, пошевелиться.

Холод сомкнулся вокруг моих рук, вытягивая их из-под тела, и в груди дрогнула тревога. Только его тени могли так оплести меня ледяными щупальцами, заставляя заломить руки за спину. Там они и удержали, связав, обезоружив, лишив меня возможности сопротивляться.

Когда Малир обхватил меня за бёдра и приподнял ягодицы в воздух, я тревожно метнулась взглядом через плечо, пытаясь понять. Что он собирался сделать? Что замыслил? Неужели снова возьмёт меня… в задницу, как уже делал прежде…

Шлёпок.

Жар разлился по коже от удара, и в тот же миг Малир дёрнул за мои волосы, заставив голову запрокинуться, а тело выпрямиться — прежде чем вдавил лицо обратно в меховые ворсинки.

— Я сказал… не… шевелиться.

Мои тяжёлые, рваные вдохи ломались о мягкий соболиный мех, разогревая его под лицом. В тишине раздался резкий скрип — шнурки, протянутые сквозь люверсы, натянулись. За ним — шуршание ткани, трение хлопка о хлопок, глухой шепот меха под его коленями. И плевок. Тёплая влага упала на основание моего позвоночника и, медленно стекая вниз, коснулась анального отверстия, заставив мышцы судорожно сжаться.

— Могу сказать, ты снова жаждешь мой член в своей заднице. Иначе зачем этой маленькой дырочке так сжиматься? — смешок Малира сопровождался ощущением, как его пальцы проводят по влажной капле слюны, распространяя ее ниже, смазывая мой вход. — Нет, я знаю, чего ты на самом деле хочешь. И ты примешь меня туда без жалоб, позволишь мне трахать тебя, как подобает послушной маленькой шлюшке. Вот ты такая, когда никто не видит сквозь шёлк и теневую ткань, в которые я тебя облачаю. Моя маленькая жена-шлюха, такая блядски совершенная, когда умоляет причинить ей боль. Твои стоны и всхлипы заставили бы саму судьбу покраснеть.

Его член упёрся в мой вход. Одним яростным толчком Малир вошёл в меня со стоном, и резкая боль пронзила тело от вторжения его толстого члена, смягчённая лишь тем, насколько я была мокрой. Слишком остро, слишком сильно — из горла сорвался жалобный всхлип, но тут же был задушен его рукой, стиснувшей моё горло.

Малир рванул меня вверх за горло так, что связанные руки вжались в его горячую грудь, и проложил зубами дорожку от моего подбородка к уху.

— Ты и Себиана сжимаешь так же крепко? — прохрипел он. — Тогда не удивительно, что он так прикован к твоей пизде.

Он откинул бёдра назад, чтобы вновь вогнать себя одним резким толчком, одновременно притягивая меня за горло на свой твёрдый член.

— Богиня, помоги… Я не выдержу и десяти движений, настолько хорошо ты сжимаешь меня.

Следующие толчки стали резче, быстрее. Его бёдра срывались в движении с одержимой, почти безумной яростью, пока зубы впивались в линию моей челюсти между рваными вдохами. Пальцы то сжимали, то отпускали мою шею в хаотичных интервалах, отправляя сознание в одурманенный, полубессознательный вихрь. Каждый раз, когда он давал вдохнуть хоть крошку воздуха, кислород рвался в лёгкие, разливаясь по всему телу тысячью искр и вызывая безжалостный, пульсирующий голод в клиторе.

Не было