Демоны добра и зла - Ким Харрисон

Хотя дождь еще не закончился, его пыльца, медленно стекающая на подстаканники, была сухой, как никогда: пикси добрался до машины под шляпой Трента. — Вивиан сейчас занята больше, чем мать-пикси с двенадцатью малышами. Ты оставила ей голосовое сообщение. Она придет.

Я покрепче ухватилась за сумку и перетащила ее дальше на колени. Две книги заклинаний делали ее тяжелее, чем обычно, и теперь, когда они были со мной, я сомневалась.

— Я оставила три, — прошептала я, щурясь, когда яркий свет входа в больницу упал на нас, сменив полночь на полдень. Меня пробрала дрожь, вызванная воспоминаниями о том, как я в детстве стояла под светом, с трудом переводя дыхание, когда мама, напугав меня до смерти, несла меня на руках, а ее поток сознания лепетал, пытаясь скрыть свой страх.

Но это было сто лет назад.

— А, главный вход, наверное, не лучшая идея, — сказала я, глядя на парковщика, а Трент коротко махнул ему рукой и продолжил движение через разворот. — У меня с собой две книги по темной магии, и ковен уже подумывает о том, чтобы обвинить меня в смерти Уолтера.

Трент сжал руль, а затем ослабил хватку.

— Легче обвинить демона, которого знаешь, чем найти того, которого не знаешь, — сказал он, и я поморщилась, радуясь, что нас снова настигла успокаивающая дождливая темнота.

— Я не хочу тратить тридцать минут на объяснения в офисе службы безопасности, — сказала я. — Поверни направо. Мы можем пройти через радиологию, где у них нет детекторов заклинаний.

— Значит радиология. — Трент послушно повернул машину, и я мельком увидела, как Бис закатил свои большие красные глаза. — Не знал, что у них есть входы без детекторов заклинаний, — добавил Трент, притормаживая, когда мы въехали на узкую дорогу. Опыт подсказывал мне, что она тянется за главным зданием к небольшой парковке, о которой мало кто знал.

— Мама проносила всякую контрабанду через радиологию, — сказала я, и улыбка появилась на лице, когда уличных фонарей стало еще меньше, а темнота стала еще глубже.

— Думаю, мне было бы интересно узнать тебя в молодости, — сказал Трент, и я коснулась его колена, это было легкое прикосновение в тесном пространстве спортивного автомобиля.

— Ты знал.

— Наверное, мне следовало сказать «помнить тебя», — поправился Трент, и, любя его, я наклонилась через машину, чтобы быстро поцеловать его. Он неожиданно наклонил голову, и наши губы встретились, пропуская через себя энергию лей-линии, так как наши внутренние балансы выровнялись. От неожиданности во мне поднялась дрожь от желания. Но то, что я была возбуждена, и то, что мы крались внутрь, чтобы избежать охраны, как бы шло рука об руку.

— О, ради сисек Тинки, — пожаловался Дженкс. — Вам обязательно просеивать пыльцу прямо у нас на глазах?

Бис захихикал, словно камни в блендере, и я глубже вжалась в кресло. Трент был совсем рядом, от его светлых волос исходил запах вина и сникердудлов. Необходимость исправить то, что Ходин сделал с сотрудниками Кэсси, вызывала во мне сильную тревогу, которая легко выливалась в другие, более земные проявления.

Трент круто завернул на место у двери, и машина мягко остановилась, после чего он заглушил ее и убрал брелок в карман. Дождь стучал все громче, когда двигатеь был выключен.

— Значит, мы зайдем и подождем Вивиан?

Я кивнула.

— Убедить медсестер в том, что у нас есть действенное лекарство, будет легче, чем тех, кто толкает карандаш впереди, которых больше волнуют судебные иски. — Я замешкалась, когда Трент приподнял шляпу, а Дженкс спрятался под ней. — Может, Вивиан ответит на звонок, если он поступит из больницы?

Я вышла из машины, прижимая к себе сумку с книгами, и вдохнула влажный воздух, запертый в маленьком тупичке в конце узкой дороги. Сюда никто не возвращался, кроме пациентов с лучевой болезнью и людей, которые их лечили. Здесь не хватало места для больших фургонов, а свет над маленьким однодверным входом мало что давал.

Дверь, как и следовало ожидать, была открыта, и Трент жестом велел мне идти первой.

— Желтая линия ведет в главную больницу, — сказала я, входя внутрь. Пустой коридор… хорошо. — Э, Дженкс, не хочешь…

— За дело. — Тихонько хмыкнув, Дженкс помчался по коридору, взмывая ввысь, где обычные камеры слежения не могли его увидеть. Бис полетел за ним, и капли воды запятнали пол, когда он полз по потолку, как летучая мышь. Трент вздрогнул от жуткого зрелища, и я сунула свою руку в его.

— Трент, могу я спросить тебя кое о чем? Я не удивлена, что Ли пытался забрать линзу, но как получилось, что мы оба простили ему это? Это потому, что мы так давно его знаем? Или, может быть, это что-то из лагеря, чего мы не помним?

Влажная хватка Трента на моих пальцах усилилась.

— То, что он поставил тебя в такое положение, в котором ты могла навредить себе, беспокоит меня больше, чем какая-то безделушка, которую он пытался стащить.

Это была не безделушка, но не в этом дело.

— И все же, почему мы продолжаем прощать ему то дерьмо, которое он выливает? — спросила я. — Почему он делает то же самое для нас? — добавила я. — Он мог действительно навредить себе, сломав эту защиту. Думаю, Ли помнит больше, чем мы.

— Возможно. — Трент шел ровно, пока мы миновали двери и пустые холлы, запах дезинфицирующего средства становился все сильнее, чем ближе мы подходили к обычной больнице. — Я просмотрел записи нашего лагеря несколько лет назад, когда пытался заманить тебя к себе на работу.

— Пытался заманить? — сказала я, усмехаясь. — Ты практически шантажировал меня.

Он сжал мою руку.

— И ты шантажировала меня в ответ. В любом случае, я не помню почти ничего из того, что мы делали, и это было… ммм… интересное чтение. Большую часть мне пришлось экстраполировать, но ты уже тогда хорошо разбиралась в лей-линиях.

— Пока я не швырнула тебя в дерево. — Я ухмыльнулась. — Я больше не прикасалась к лей-линии до колледжа.

— Ты, наверное, сама себя напугала, — тихо сказал Трент.

— Я напугала папу. — Я замолчала при воспоминании о его испуганном лице, когда он искренне пытался убедить меня никогда больше не использовать линии, чтобы причинить кому-либо вред. Для моего юного «я» это означало «никогда не использовать линии», и точка. А потом меня выгнали из лагеря «Последнее желание».

— Я ломаю голову, — добавила я, когда мы углубились в здание, и мой голос стал тише, когда мы начали видеть людей. — Пытаюсь понять, почему мы позволяем всему идти своим чередом, а он делает то же самое. Боже мой, Трент. Я практически продала