Песнь Теней и Звёздного света - Морган Готье

У обоих длинные тёмные волосы: у него до плеч, у неё ниспадают до самой талии. Он, конечно, красив, но зелёные глаза женщины, сверкающие, как драгоценности, словно пронзают мою душу. А её насмешливая улыбка кажется подозрительно знакомой.

— Кто они? — тихо спрашиваю я, и удивляюсь, когда Атлас отвечает:

— Мои родители.

— Твои родители? — теперь я вижу семейное сходство. — Красивая пара. У тебя мамины глаза.

Атлас улыбается:

— Они оба маги огня. Одни из самых могущественных. Мою мать зовут Сорайя, она сестра-близнец дяди Сорена. А отец, Рафаэль, был его лучшим другом с детства.

— У них был брак по договорённости? — я снова вглядываюсь в картину, вставая рядом с Атласом плечом к плечу.

Он качает головой:

— Нет. На самом деле, их любовь в своё время вызвала громкий скандал. Моя мать была обручена с лордом Кромвеллом, одним из советников моего деда. Он был старым вдовцом — дважды овдовел — и положил глаз на мою мать ещё когда она была подростком.

— И что случилось? Она вышла за него?

— Мои родители были влюблены друг в друга почти всю жизнь. Когда пришло время официально объявить о свадьбе с лордом Кромвеллом, моя мать ослушалась отца и короля, и отказалась выходить за него.

— Твой дед рассердился?

— Был в ярости, — говорит Атлас, ловя мой взгляд и удерживая его. — Он бросил моего отца в тюрьму и пригрозил казнить его, если мать не подчинится его воле. Но она сказала, что лучше будет с человеком, которого любит, чем станет женой мужчины, который сделает из неё трофей.

Он вновь смотрит на портрет, который сам написал.

— Дед приказал казнить их обоих на рассвете. Им дали соседние камеры, и всю ночь они провели, держась за руки. Но когда наступило утро, их выпустили и помиловали.

— Твой дедушка изменил своё мнение? — удивляюсь я.

— Нет. Он умер во сне.

Я приподнимаю бровь и медленно поворачиваюсь к нему.

— Его убили?

— Официально причиной смерти названы естественные причины, — он усмехается, и по выражению его лица ясно: за этими словами скрывается больше, чем кажется.

— А неофициально?

В уголке его губ появляется едва заметная улыбка.

— Ходят слухи, что дядя Сорен защитил свою сестру-близнеца и лучшего друга единственно возможным способом.

Я заглядываю в глаза Сорайе и улыбаюсь.

— Она любила его настолько, что была готова жить и умереть рядом с ним.

— И они до сих пор счастливы в браке.

— Ты говорил, что она сестра-близнец короля Сорена?

Он кивает:

— Младше на минуту. И единственная из близнецов с огненной магией.

— Значит, чтобы править Троновией, магия не обязательна?

Атлас прислоняется плечом к стене и откидывает волосы с лица:

— Корона переходит перворождённому, есть у него магия или нет. Когда Ронан станет королём, он будет первым огненным правителем со времён нашего прадеда.

— Это невероятно! И ты говорил, что твой отец маг?

— Один из самых сильных, да. Забавно, — усмехается он, — два несравненных огненных мага, а ни один из их сыновей не унаследовал этой стихии.

Я делаю шаг к нему и вглядываюсь в его манящие зелёные глаза:

— Кажется, Целестиалы даровали их непоколебимой любви трёх одарённых аномалов.

— Возможно, — тихо отвечает он.

Никс, который до этого молчал, вдруг издаёт недовольный гортанный звук. Когда мы оборачиваемся, он смотрит на портрет, надув грудь и копируя позу пожилого мужчины в военной форме.

— Никс? — мой взгляд мечется между младшим Харландом и стариком с белыми бакенбардами. — Что ты делаешь?

— Он что, не мог выглядеть ещё более запорным? — качает головой Никс.

— Кто это?

— Откуда мне знать, — пожимает плечами он, опуская скопированную позу.

— Это наш прадед и тёзка Никса: генерал Никодэмус Делэйни. Говорят, он был последним из троновианских всадников драконов, прежде чем огнедышащие исчезли.

— Исчезли? — я скрещиваю руки на груди. — Или вымерли?

Атлас пожимает плечами, потирая затылок.

— Очень хороший вопрос. К сожалению, мы не знаем.

Где-то вдалеке раздаётся бой часов, и Никс говорит:

— Думаю, Рону мы дали достаточно времени. Давайте не будем ещё больше злить дядю, заставляя его ждать.

Я нехотя иду за братьями вверх по второй величественной лестнице в конце коридора, и мы направляемся по длинному проходу, по обе стороны которого тянутся окна. Коридор упирается в двойные двери, на которых выгравирован полумесяц. Прислужники в безупречных зелёных мундирах тянутся к дверным ручкам.

Вот и всё. Сейчас я узнаю свою судьбу.

Я закрываю глаза и глубоко, ровно вдыхаю, в тот самый момент, когда двери распахиваются.

Глава 25

Я не знаю, чему восхищаться в первую очередь. Как и кухня братьев Харланд, тронный зал выложен чёрно-белой плиткой, сверкающей в лучах утреннего солнца, льющегося сквозь окна от пола до потолка по правую сторону зала. По левой стене развешаны тёмно-зелёные знамёна с золотым полумесяцем Троновии, под ними стоят восемь вооружённых стражников. С деревянного потолка в форме буквы «А» свисают три золотые люстры, а вдоль зала тянется длинный ковёр, ведущий к возвышению, где стоит Ронан в тёмно-зелёной военной форме с золотыми медалями, приколотыми к лацкану.

Когда наши глаза встречаются, Ронан улыбается и подмигивает. Он, возможно, пытается успокоить меня, но никакого чувства безопасности это не приносит. Я нервничаю даже больше, чем раньше.

Когда мы подходим ближе, я заставляю себя посмотреть на короля моих врагов, восседающего на троне с зелёной бархатной обивкой и золотой отделкой. Ронан вылитый отец. У них схожее телосложение, одинаково тёмные волосы и карие глаза. Но в отличие от модной небритости принца, у короля Сорена борода с проседью. На голове у него простая золотая корона, а его зелёный военный мундир украшен куда большим количеством медалей, чем у сына. Через плечи перекинута меховая накидка, придающая ему суровый вид, и даже сидя, он источает власть и авторитет.

К моему удивлению, его глаза добры, а улыбка тёплая. Когда я кланяюсь перед ним, он вскакивает на ноги и широко разводит руки, будто приветствует давно потерянного друга.

— Принцесса Илария, для меня истинная честь приветствовать вас в Троновии, — его голос глубокий и успокаивающий, и, как ни странно, это немного снимает моё напряжение. — У нас не было мидорианцев в этих залах уже триста лет.

Я отвечаю ему улыбкой и с лёгкостью возвращаюсь к придворной учтивости:

— Для меня честь познакомиться с вами, ваше величество. Ваш город поистине восхитителен.

— Что ж, из ваших уст это звучит как особая похвала, — его лучезарная улыбка постепенно меркнет, и взгляд становится пристальным, когда он переводит его на Атласа и Никса. — Хотя мне жаль, что ваш визит произошёл не по вашей