Валентина Герман - Ведомые светом

И — вздрогнула, с трудом заставляя себя подавить испуганный возглас.

Скрестив руки на груди и устремив в никуда опустошенный золотистый взор, Терлизан стоял в проеме разбитого окна, на ветру, у самой кромки бездонной пропасти, опираясь спиной на тонкую, ненадежную, наполовину вывернутую из стены раму. Торчавшие осколки стекла окружали его, и их грани радугой переливались в свете утреннего солнца.

Диадра замерла. Погруженный в собственные мысли, Терлизан, вероятно, не заметил ее пробуждения. И теперь она смотрела на него, безмолвно наблюдая, как ветер треплет порванный рукав его рубашки, как солнце золотит его темные волосы и отражается в медовых глазах.

О чем он думал? О том ли, что она сделала с его жизнью? Она спасла Илли — и разрушила все для него, превратив его надежды, его мечты в груду таких же осколков, что усеивали теперь пол его разгромленного убежища.

— Глупая девочка, — вдруг тихо произнес Терлизан. Он не шелохнулся, не изменил ни позы, ни взгляда, и Диадра вздрогнула, на миг подумав, что его голос ей только померещился. Но он продолжил, все так же опустошенно глядя в рассветное небо: — Глупая, самоотверженная и такая наивная. Что же ты натворила?..

К ее удивлению, в его тоне не было ярости или злобы: только невыразимая тоска и какая-то странная, пугающая обреченность.

— Терлизан… — Диадра резко поднялась с постели и тут же пожалела об этом: мир вокруг закружился, грозясь перевернуться и накрыть ее темнотою.

Она закрыла глаза и несколько раз глубоко вдохнула. Кажется, лучше. Она даже может идти. И она должна идти, должна приблизиться к нему, взглянуть ему в глаза…

Шаг, другой. Еще один, и вдруг она оскальзывается на слоях битого стекла и падает, инстинктивно выставляя вперед руки. Возглас… острые осколки вонзаются ей в ладони.

— Дьявол, Диадра!!..

Терлизан в один миг оказался возле нее, поднимая ее, обессиленную, и бережно усаживая на постель. Он развернул кисти ее рук кверху, и его пальцы невольно сжались на ее запястьях.

Подумать только, он мог спокойно наблюдать, как палач удар за ударом сдирал кожу с Плоидиса, но видеть ее кровь… Несколько мелких осколков застряли в ее ладонях, и вокруг них медленно выступали густо-багряные капли.

Терлизан выдохнул.

— Дьявол, ну почему же ты все время должна быть такой… — он осекся, однако тон его зародил в душе Диадры неожиданную обиду.

— Какой?

Терлизан на миг поднял на нее глаза, обжигая ее мрачным золотистым взором, но тут же с чрезмерной сосредоточенностью возвратился к изучению осколков.

— Не знаю. Несуразной. Невозможной. Я никогда не могу предугадать, что ты сделаешь в следующий миг, а главное — зачем… Тихо, потерпи.

Он осторожно вынул осколок, крепко удерживая ее руку, когда она вздрогнула от боли, и тут же бережно провел пальцем по алой полосе. Золотистое свечение на миг озарило ее кожу, одаряя теплом, и в памяти отчего-то вспыхнули яркие отголоски недавнего не то сна, не то видения: она — ветер, солнце согревает ее, золотые лучи наполнены лаской и заботой.

Диадра вздрогнула и подняла глаза на Терлизана. Он был сосредоточен, вынимая следующий осколок и исцеляя ее рану; его ресницы были опущены, его руки двигались уверенно, касались ее бережно и мягко — так неестественно для того, кто должен был яростно ненавидеть ее за все, что она сделала.

— Терлизан… — выдохнула Диадра.

— Что? — бесцветно отозвался он, не отрываясь от своего занятия и не обращая на нее взора.

— Прости меня.

Ответом ей было молчание. Еще несколько осколков, еще несколько теплых касаний, и только когда последний порез на ее глазах затянулся под его мягким исцеляющим светом, Терлизан наконец отпустил ее ладони и поднял на нее глаза. Слегка прищуренные, пронзительные, золотистые, обрамленные острыми стрелами черных, как ночь, ресниц.

— Простить тебя за что? — спросил он, и в его ровном тоне не было ничего, кроме холодной отстраненности.

— За все, — прошептала Диадра, отчего-то страшась говорить в голос. — За то, что я сделала. За то, что лишила тебя всего. Но ты знаешь — ты знаешь, что я не могла по-другому…

Неясная гримаса исказила его черты.

— Лишила всего?.. — глухо переспросил он, внимательно вглядываясь в ее глаза. — Диадра, скажи, ты понимаешь, что ты сделала?..

— Я… освободила Илли от силы, — голос Диадры сорвался, сердце вдруг пропустило удар. — Ведь так?..

— Так, — ровно подтвердил Терлизан, и Диадра не сдержала облегченного вздоха, но тут же вновь нахмурилась, замечая кривую усмешку на его губах.

— Что?.. — прошептала она, замирая от тревоги. — Что я сделала, Терлизан?..

— Ты и впрямь не понимаешь.

— Нет, — она качнула головой и вдруг сорвалась, резко поднимаясь с постели, и на этот раз даже головокружение не остановило ее: — Ну же?!.. Что?.. Я взорвала Авантус!?.. Убила людей!?.. Что, черт возьми…

— Ты сделала себя Слезой Тени.

Он поднялся, вмиг оказываясь рядом, возвышаясь над ней, мрачно сверкая золотистыми глазами. Диадра растерянно раскрыла рот, но с ее губ не сорвалось ни слова. Терлизан сощурился, и теперь в его глазах, в конце концов, засверкали и насмешка, и ярость.

— Что же, Диадра? — прошипел он, резко сжимая ее запястья в своих ладонях. — Этого ты хотела?..

— Но… нет… но это ведь… невозможно. Сила была связана с Плоидисом… я нарушила связь… она должна была исчезнуть…

— О, к сожалению, я тоже считал так, — процедил Терлизан. — Тоже думал, что подобное невозможно — иначе бы заставил тебя сделать это еще полгода назад, дорогая.

Диадра резко вытянулась, устремляя на него напряженный, наполненный осознанием взор.

— У меня нет защиты, — медленно выдохнула она.

— Совершенно верно.

Ярость и лед в его голосе. Сжатые в линию губы. Прищуренные глаза. Черные ресницы.

О, нет, она разрушила все не в его жизни. Она собственноручно погубила свою.

Терлизан стоял рядом с ней, так близко — но не шевелился, не отводил взгляда от ее все более наполнявшихся ужасом глаз. Охотник, наконец заполучивший свою жертву и теперь наслаждавшийся осознанием такой близкой и неотвратимой победы. Охотник, сильный и безжалостный, который наконец возьмет то, чего так долго желал, переступив через ее бездыханное тело… Диадра вдруг вспомнила ощущение его губ на своих, и его обманчиво нежных прикосновений, и его дыхания на ее коже. Оглянется ли он на нее еще хоть раз?.. Испытает ли хоть на миг сожаление о том, что сделал?..

Диадра закусила губу. Слезы наполнили ее глаза. Она знала, что просить было бессмысленно, но…

— Дай мне только один день, Терлизан.