Яся Белая - Цветы всегда молчат

Ознакомительный фрагмент

И вот теперь, когда его маленькая Мейв стояла перед ним, склонив голову, а рядом с ней находился красивый юноша с упрямым взглядом, Дориан четко понимал, что девочка выросла и вольна сама выбирать свою судьбу.

Он вальяжно спустился с трона, проковылял к ним и, соединив руки влюбленных, произнес:

– Ну что ж, раз вы уже все решили, мне остается только благословить вас. И знаете что, Грэнвилл, берегите ее – она у меня такая хрупкая.

Пол с нежностью посмотрел на рыжеватую макушку своей невесты – теперь уже точно невесты! – и заверил будущего тестя:

– Обещаю беречь вашу дочь пуще собственного сердца.

– Вот и славно! Да вы со свадьбой-то не тяните – я внуков хочу!

При этих словах Мифэнви зарделась и спрятала личико на груди у своего избранника.

– Идите танцуйте, это будет дивный бал!

И они танцевали, и смеялись, и парили среди звезд. И музыка, которой всегда был полон замок правителя Лланруста, казалось, звучала только для них.

После очередного тура вальса Пол наклонился к своей спутнице и шепнул:

– А вот теперь пора!

– Что же? – удивилась она.

– Похищать вас, – сказал он и увлек ее за собой в зимний сад.

Через огромные окна лился яркий лунный свет, придававший всем предметам фантасмагорические очертания. Экзотические растения затеяли на стенах постановку театра теней. А Мифэнви, в платье цвета шампанского и с крохотной короной на голове, сияла только для него.

Пол обнял ее и, глядя в прекрасные сияющие глаза, начал:

– Пока я не встретил вас, Мифэнви, я не верил, что можно влюбиться с первого взгляда…

– Глупый! Молчи! – перебила она и, приподнявшись на мысочки, поцеловала его. Неумело. Быстро. Но то был восхитительный поцелуй.

Графство Нортамберленд, замок Глоум-Хилл, 1878 год

Мифэнви проснулась и по-детски, кулачком, потерла глаза. Она не помнила, когда перебралась на кровать, и как уснула, и почему укрыта одеялом. Наверняка Колдер заходил ее проведать. Сколько бы он ни говорил, что ему все равно, в каких она будет условиях, сам же первый кинется проверять, все ли у нее хорошо.

Ах, Колдер…

Нужно скорее вставать, пока Колдер и Латоя не встретились и не полетели искры.

Мифэнви вызвала служанку и распорядилась доставить из кухни горячей воды. Немногим позже, приведя себя в порядок, она спустилась в столовую, чтобы велеть накрывать ужин.

Латоя уже была там, на этот раз она облачилась в вызывающе лиловое платье и прохаживалась, по-хозяйски заглядывая в каждый уголок.

– А здесь мило! Я-то думала, что ваш Глоум-Хилл – как гроб, весь в красном бархате. А тут уютненько. И салфетки – шарман-шарман, как говорит моя маман. Тончайшие! Скажешь потом, откуда такие?

Мифэнви растерялась, оглушенная таким градом слов.

– Я уже говорила тебе, что Глоум-Хилл изменился. А салфетки… Я связала их сама… Меня тетушка научила. Она когда-то жила в Брабанте…

– Это же сколько нужно терпения! – воскликнула Латоя.

– Вдовство отлично учит многим добродетелям, – спокойно парировала Мифэнви.

Вошла повариха, и женщины погрузились в обсуждение вечернего меню.

Круглая комната-подиум, которую Мифэнви для себя прозвала рояльной, примыкала к столовой. И сейчас Латоя добралась до инструмента и стала терзать его. Каждый неверный звук резал тонкий слух леди Грэнвилл, как крик о помощи. Она морщилась и все время извинялась перед поварихой Ханной за свою растерянность. Наконец, попросив Ханну не забыть о пудинге с персиковыми цукатами, она поспешила на выручку роялю.

– Ну что же ты как маленькая! – несмотря на мягкий характер, Мифэнви порой бывала очень строгой. – Разве можно садиться за инструмент, не умея играть!

– Неужели правда? – искренне удивилась Латоя. – А маман всегда говорила, что я довольно сносно тренькаю.

– Тренькаете вы совершенно несносно! – заметил подошедший Колдер.

– Какой ты грубый, кузен! – обиделась она. – Я, между прочим, играла для гостей на семейных вечерах.

Колдер и Мифэнви переглянулись, дружно закатив глаза.

– Мне искренне жаль гостей, – громким шепотом произнес Колдер, беря Мифэнви под локоток и наклоняясь к ней. Она лукаво улыбнулась ему.

Латоя разозлилась еще больше:

– А вот если вы оба такие умные, то возьмите и сыграйте! А я послушаю, как надо!

Мифэнви покачала головой:

– Прости, но я не могу… Говорила тебе уже…

– Тогда, может, ты, Колди? – Латоя воззрилась на него почти умоляюще.

– И правда, Колдер, я ведь ни разу не слышала, как вы играете. Прошу вас, для меня, – ласково попросила Мифэнви, касаясь его руки. Прикосновение было легким, как полет бабочки, но его оказалось достаточно, чтобы мужчина вздрогнул и бросил на просительницу печальный затравленный взгляд.

– Хорошо, – согласился он, – что бы вы хотели услышать?

Мифэнви чуть прикрыла глаза, погружаясь в воспоминания о том времени, когда музыка наполняла каждый ее день. Сейчас звуки каскадом обрушились на нее: пьянили, очаровывали, уносили… Словно старые друзья, что нагрянули после долгой разлуки, мелодии загомонили все разом, и у Мифэнви голова пошла кругом от этой какофонии.

– Не могу определиться, – грустно улыбнулась она, – так давно ничего не играла и не слушала… Выберите вы.

Колдер кивнул, сел к роялю, прикрыл глаза, задумавшись, а потом его тонкие чуткие пальцы коснулись клавиш. «Лунная соната» влилась в тишину вечернего замка глотком свежего воздуха.

Мифэнви плакала, как плачут, встретив кого-то дорогого, из тех, кого уже и не чаяли повстречать.

И даже Латоя притихла, завороженная красотой исполняемого произведения.

Едва последний звук растаял в воздухе, как Мифэнви, будто вынырнув из ночной реки, обновленная и переполненная, кинулась к деверю.

– Колдер, вы невероятно играете! Как вы смели три года мучить меня беззвучием?! Никогда так больше не делайте! – лепетала она, тряся его за руку.

И Колдер, глядя в эти бездонные чистые глаза, поклялся играть каждый вечер.

Как раз подали ужин, и все они, взволнованные и радостные, вдруг помолодевшие, болтая о всяких пустяках, двинулись к столу. Колдер отодвинул стул и помог сесть Мифэнви, Латоя же уселась сама. И они говорили, говорили: о погоде и политике, о светских скандалах и философии. Где-то Латоя была заводилой, где-то лишь наблюдала, открыв рот, как хозяева замка перебрасываются цитатами из классиков, с легкостью переходя при надобности то на латынь, то на греческий, то на французский.

– Кстати, – словно опомнился Колдер, – когда вы, дражайшая кузина, появились здесь, вы сказали Мэрион, что вас нужно срочно спасти? Что стряслось?

– Эх, Колди, как я могу доверить тебе тайну моего сердца, когда ты все время такой официальный?! – сказала она, полушутя-полугрустно.