Спящее пламя Ферверна - Марина Эльденберт

могла родиться с нормальным пламенем, как все? Взять папину часть ледяного пламени? Ведь только черное пламя превращает иртханессу в пустышку до брака с себе подобным. В остальных случаях у девочек и девушек все в порядке, они растут с пламенем, развиваются с пламенем, и им не надо становиться перед выбором: никогда не почувствовать часть своего существа или жить с предателем!

Ненавижу! Ненавижу его, ненавижу, ненавижу!

Я от души стукнула кулаком по кремово-пудровому кафелю и вскрикнула: руку обожгло. Эта боль, к счастью, меня отрезвила. Привела в себя, напомнила о том, кто я, где и зачем я здесь. Завтра у меня важный день. Соревнования. Не хватало еще травмироваться.

Я еще немного постояла под душем, смысла слезы, остатки средств с волос после укладки, нанесла бальзам и, только когда поняла, что меня больше не трясет, выключила воду, завернулась в полотенце и подошла к зеркалу.

— Где фокус внимания, там победа, — сказала я своему зареванному отражению. — Слышишь меня? Соберись! Соберись и действуй! Завтра очень важный день, ты должна победить!

Отражение говорило со мной, но я в кои-то веки не видела в своих глазах уверенности, и это разозлило еще сильнее.

— Ну и ной, — сказала я себе. — Тряпка. Слабачка. Дура!

Последнее подействовало. Оттолкнувшись ладонями от белого мрамора столешницы, я удовлетворенно кивнула, стянула полотенце, накинула халат и вышла в просторную спальню. Для меня всегда снимали лучшие номера, поэтому я привыкла к большим пространствам и ко всем благам мира, которые только можно представить. Но сегодня вдруг почувствовала себя невыносимо, отчаянной одинокой.

Можно быть дочерью правящего иртхана, а можно — обычной девушкой, человеком, но когда тебе изменяет жених, вся разница между вами стирается. Особенно если у тебя нет пламени. С этой мыслью я подошла к панорамным окнам: все-таки Мэйстон был очень красив. Темнеющие пятна воды, подсвеченные неоном и огнями аэромагистралей, красивые петли мостов, протянувшихся между островами, высоченные иглы небоскребов и вечный шпиль Лаувайс.

Высотки-символа власти иртханов в этом мегаполисе. В каждом мегаполисе нашего мира была такая.

Не так давно, десятилетия назад, в этих высотках была сосредоточена помимо символики еще и истинная сила иртханов. Технологии плюс кровь сильнейшего, правящей семьи, позволяющая создавать над городами щиты, из-за которых драконы не приближались к городам. Но потом щиты начали вредить драконам, и они пришли к нам за помощью. Понемногу во всем мире начали приходить к тому, что щиты нужно отключить.

Теперь вокруг городов просто стоят усиленные башни-кордоны, отслеживающие их приближение фиксаторы разведены на многие километры в пустоши. Правда, с тех пор как был отключен последний щит, не было ни одного налета. Мы живем в мире, стараемся не заходить на территорию друг друга. Драконов редко тянет в города, а нас — в пустоши, но даже если парочка-другая залетает, их аккуратно «уводят» обратно: иртханы обладают способностью отдавать драконам приказы, ментально подчинять. Именно поэтому мы долгие годы были доминирующей расой, пока отец не решил провести реформу.

С нее начались реформы по всему миру.

Мысли об отце, о политике, о мироустройстве всегда успокаивали, и сегодняшний день не стал исключением. В постель я вернулась спокойная, целеустремленная, с твердым намерением на победу. Положив пластину с расслабляющими маслами на запястье, с этим же намерением я и уснула.

* * *

— Ятта Хеллирия Ландерстерг! Платиновая чемпионка Ферверна во взрослом одиночном катании!

Мэйстонская ледовая арена была огромной. Без преувеличения. И она вмещала столько людей и иртханов, что у меня начинала кружиться голова от плещущей здесь силы. Разумеется, нарочно никто ничего не делал, но пламя всегда прорывается от эмоций. Так или иначе, микроскопическами искрами, но прорывается. И когда иртханов слишком много, я особенно остро это чувствую.

Для меня все это было не впервой, в том числе и выступление. Объехать арену, занять позицию, чувствуя на себе тысячи взглядов. Они текли по моей коже, как легкая ткань, облегающая мое тело. На короткой программе я была в голубом, в цвет «фервернского льда» костюме. Несмотря на то, что я готовилась к этому, я ждала этого дня, я, наверное, тысячу раз представляла, как все это будет, в кожу все равно словно впивались ледяные жала исходящего от арены холода, предвкушения, возбуждения, азарта… Как меня еще не закоротило от этой смеси, не представляю. Я застыла со вскинутыми вверх руками, чувствуя, как бешено колотится сердце. Мне казалось, оно бьется с такой силой, что меня подбрасывает надо льдом.

Музыка врывается в зал, и я следую за ней. Она подхватывает меня, или я ее, это уже неважно, мы становимся единым целым. Все, что сейчас важно: идеальная техника, элементы, и… чувства. Еще когда я была совсем маленькой, мама говорила, что без чувств все лишено смысла: ни один даже самый правильно технически исполненный элемент будет пустым, если в него не добавить чувств.

С этим у меня никогда проблем не было, потому что только на льду я могу позволить себе все: и отчаяние, и ярость, и пламя, которого мне так не хватает каждую минуту моего существования. Поэтому и первые элементы, и вращение, и тройной аксель словно запускают во мне эту цепочку освобождения, и сквозь меня словно льется то, чего я лишена, и я кружусь, и взлетаю, и черчу дорожки на льду под оглушительные аплодисменты, взлетающие и стихающие, как переходы музыки.

Рвущейся на износ, закручивающийся снежным вихрем, из которого нет выхода, как, кажется, нет выхода из бесконечного вращения, в которое я вхожу, прогибаясь и опускаясь, и вырастая снова и врываясь в новый виток бешеного ритма. В такие моменты я словно остаюсь одна в целом зале, обнаженная.

В каждом движении — слова, которые я не могла вчера бросить Роа в лицо, и наш разрыв, и моя свобода… за которой пустота. В эту пустоту я вхожу сквозь второй тройной аксель, и, выходя из него, раскрываю ладони, словно позволяя пламени хлынуть в меня. Сквозь меня в этот мир.

Кружение, поворот, дорожка… когда я только обучалась, я отсмотрела столько техник, я столько раз доводила все до совершенства, чтобы понять, чем просто идеальная техника отличается от совершенной. Точность исполнения, последовательность, я вплетаю это в свою программу наравне с движениями, артистичностью, представлениями о том, каково это — чувствовать свое пламя…

Поэтому сейчас я кружусь на льду, и вокруг меня закручиваются огненные вихри, которые я почти вижу. И это пламя бьет сквозь меня, когда я вскидываю руки, выгибаюсь, вхожу в