Леди и медведь - Анна Григорьевна Владимирова

повалили из дома смутно знакомые, плохо знакомые и незнакомые вовсе морды. — С возвращением!

Меня окружили, принялись жать плечи, поздравлять…

— Ну, привет, Богдан, — послышалось хриплое сбоку, и я медленно повернул голову.

— Привет, Сивый, — выдавил я в ответ.

А мой бывший подельник постарел. Но силы не потерял — морда такая же широкая и самодовольная, взгляд только немного уставший, но все такой же самоуверенный. Не порадовал. Я-то надеялся, что он сам свалил уже на пенсию, отхватив все жирные куски, о которых мечтал. Но я ошибся.

Плотность народа поредела в нашем эпицентре, зазвучали какие-то дикие организационные призывы: «Несите пиво, тащите мясо, грейте девок!» А Сивый подошел ближе и хлопнул по плечу.

— Ты не отвечал мне, — пронзил меня взглядом, хотя параллельно челюсти слабо тянулась бледная улыбка.

— Я был в тюрьме, — хмуро констатировал я. — Не до сентиментальности.

— Понимаю. Думать о тех, кто на свободе, неприятно. — Ему поднесли бутылку пива, потом попытались всучить такую же мне, но я проигнорировал. — А ты возмужал… Выглядишь отлично. Даже лучше.

— Чувствую себя так же.

Сивый усмехнулся.

— Капелло говорит, ты на работу ездил устраиваться?

— Да. Мне нужно принять предложение отдела кадров, либо вернут в тюрьму…

— Ну, чтобы вернуть, надо найти…

— Нет, — отрезал я, глядя ему в глаза. — Я не хочу, чтобы меня искали, Сивый.

На этом я развернулся и направился в дом, выискивая взглядом Капу. В голове гудело от голосов и музыки, а взгляд наливался кровью при виде гостиной, забитой народом до самой лестницы и даже выше. В груди задрожало злое рычание.

— Богдан, как дела, братан? — шлепнул кто-то лапой по плечу, но я лишь раздраженно дернулся, стараясь помнить о том, что новый срок мне точно не нужно получать.

Капу я заметил в зоне кухни, рисующимся перед какими-то громко смеющимися шлюхами. Когда я сцапал его за шкирку и прижал мордой к столу, он только глупо заржал:

— А это — виновник торжества, дамы!

Я надавил на него сильнее, пока его глаза хоть сколько-то наполнились пониманием, что я злюсь.

— Богдан, ты чего?! — побледнел он.

— Я даю тебе десять минут, — прорычал я ему на ухо. — Забирай этот балаган и уматывай к чертям, иначе у меня появится новый, но уже пожизненный срок.

И я приложил его лбом об стол, добившись достаточно громкого звука, чтобы все обратили внимание.

6

— Пошли все вон! — процедил я, выпустил Капу и направился к выходу из дома.

Видел, как Сивый внимательно проследил за мной, когда я прошел мимо, но было плевать. Я его не боялся. А вот прогуляться зверем и остудить голову пойдет на пользу.

Я соскучился по лесу. По этой безвременной медитации, когда на первый план выходит другая часть психики, а человеческая, забитая проблемами и планами, затыкается хоть ненадолго, погружаясь будто в туман. В тюрьме особо не погуляешь — вольеры для выгула воняли, как помойки в зоопарке. Здесь же сам случай велел переждать в звериной ипостаси, пока из моего дома не съедет весь этот цирк.

Я развесил шмотки на ближайшую ветку, замер и огляделся. Лес тут будто стал гуще, либо я от него отвык и позабыл тут все. Вздохнув глубже, я опустился на четвереньки и впился пальцами в холодную землю…

Сказать, что оборот дается непросто, — ничего не сказать. Но привыкаешь. К тому, что сердце вот-вот будто выскочит из груди, увеличиваясь в размерах за несколько вдохов. Что почти теряешь сознание, и в этот недолгий момент остаешься крайне уязвимым. И каждый раз кажется, будто застрянешь где-то между мирами. Навсегда. Но проходят секунды, и неизменно встаешь на твердые лапы, забывая о мимолетном страхе. Из раза в раз.

Обернувшись в зверя, я неспешно пошатался по поляне, выискивая более-менее широкую тропу, чтобы не ободрать шкуру, и побрел вглубь леса, ворча от восторга. Как же было хорошо — не описать! От сочных эмоций в груди расползалось тепло и довольство, нервы попускало, и всё, что оставалось в моем мире — хруст веток и чавканье сырой земли под лапами…

Свобода.

Тишина.

Почти тишина.

Народ покидал мой дом с руганью, громкими криками и смехом, и я недовольно фыркал на каждый звук. Перепоганили всё надежды провести тихий домашний вечер, суки!

Я тынялся по округе около часа, пока голоса не стихли. Обернувшись в человека, оделся и вернулся в дом. Действительно, все свалили. Кроме Капы. Тот встретил меня хмурым взглядом с тряпкой и мусорным пакетом в руках. Даже порядок навел, надо же! Хотя, этим же он и занимался в свободное от противоправных нарушений время — подрабатывал в кафе и магазинах уборщиком. Хоть что-то научился делать хорошее. Я же молча прошел мимо него к холодильнику, достал бутылку пива и направился на веранду.

— Прости, Богдан! — недовольно крикнул он мне в спину.

— Придурок ты, — буркнул я. — Как эту вонь теперь из дома выветрить?

— На столе пицца, если ты голоден. Свежая. — И он швырнул тряпку в ведро, расплескивая воду. — И сам ты придурок, Богдан! Думаешь, сможешь покончить с Сивым? Он от тебя так просто не отвяжется.

— Я ему ничего не должен.

— С тобой его боялись больше! И он этого так не оставит. Поэтому я и решил сгладить твое возвращение, а ты все только усугубил!

— Я ни перед кем не буду ползать и что-то сглаживать! — повысил я голос и сделал большой глоток из горла, тут же скривившись. — Что это за пойло?

— Ты забываешь, кто тебя вытащил со дна, — усмехнулся Капа презрительно, — кто дал тебе возможности. Просто так от этого не отказаться…

Я в один шаг оказался рядом и сцапал его за шиворот футболки свободной рукой.

— Ты — идиот! Думаешь, что отсидеть в вонючем загоне пять лет, это раз плюнуть?! — прорычал в его рожу. — Ты посиди сначала пойди, потом будешь мне за жизнь объяснять! Пошел вон!

И я швырнул его в двери. Капа с трудом выпрямился, схватившись за откос, развернулся и молча побрел с крыльца. А я запустил бутылку в мусорку, и та со звоном разбилась