Опаленное сердце (ЛП) - Харпер Хелен

— Я справлюсь, — сказала я ему. Я была сильнее, чем выглядела. Намного сильнее.

— Круто, — он кивнул. — Завтрак с семи до десяти в комнате напротив. Если что-то ещё понадобится, просто крикните, — он лениво улыбнулся. — Наслаждайтесь вашим пребыванием здесь.

Ммм. Я не была уверена, что слово «наслаждаться» тут подходило. Но всё равно поблагодарила его и пошла наверх, чтобы оставить чемодан и освежиться. Я выбросила из головы все мысли о своевольных подростках. У меня имелись более важные поводы для беспокойства, и я намеревалась активно включиться в работу.

***

Ровно через девять минут я снова оказалась у входа в «Птичку и Кустик». Пусть я знала, что мне стоит продемонстрировать детективу Боатенгу ту же любезность, что он оказал мне, и заглянуть первым делом в местный участок, но мне нужно было отправиться в другое место. Я не могла успокоиться, пока не сделаю этого.

Я запрокинула голову и подняла лицо, позволяя послеобеденному солнцу согревать мою кожу, затем втянула глубокий вдох свежего загородного воздуха и сверилась с картой на телефоне. Идти предстояло менее десяти минут.

Я прогулялась вдоль улицы, уделяя пристальное внимание и окружению, и лицам немногочисленных людей вокруг меня. Я получала любопытные взгляды, но не было ни шокированных вздохов, ни узнавания. Никто не казался нервничающим или напуганным, пока бродил по деревне. Либо обитатели Барчепела не знали об очередном жестоком убийстве в их деревне, либо они придерживались того же мнения, что и клавиатурные воины, которые считали, что Патрик Лейси сам виноват в своей кончине.

К тому времени, когда я свернула направо, на узкую улочку, вокруг не было ни одной живой души, не считая весьма довольных коров на соседнем поле, да огромной вороны, скакавшей вдоль живой изгороди и искавшей вкусных жучков.

Я ещё раз сверилась с картой, убеждаясь, что иду в верном направлении, затем расправила плечи. Мощёного тротуара уже не было, так что я вынуждена была идти по обочине дороги. Та сворачивала налево, устремляясь к следующей деревне через шесть или семь миль отсюда.

Вместо того чтобы пойти по дороге, я свернула направо. И тогда я его увидела.

Может, у меня и не осталось воспоминаний об улицах Барчепела, но взгляд на ветхий коттедж, едва видневшийся из-за густой живой изгороди, ощущался так, будто меня окунули в ледяную воду. Это. Вот это я помнила.

Моё сердце будто подскочило к горлу, пока я продиралась через густой бурьян и в итоге оказалась на широкой, поросшей сорняками дорожке, которая вела к входной двери. По обе стороны от двери когда-то был сад, хотя его состояние оставляло желать лучшего. Я подметила старую яму для костра и мусор, состоящий из пакетиков от чипсов, мусорных мешков, пивных бутылок и даже ржавой тележки из магазина.

Несмотря на мусор, самым сильным был запах жимолости, оплетавшей белёную стену коттеджа, а затем тянувшуюся за угол, к забору по периметру. Я закрыла глаза, вдыхая запах лета и вспоминая. Мы устраивали тут пикники. Моя мама делала бутерброды, нарезала их маленькими треугольниками, которых я требовала. Мой папа расстилал старый клетчатый коврик и наливал напитки — не только для нас, но и для плюшевого мишки Тоби и куколки Полли Долли. Я бегала, играла, скакала и кричала…

С моих губ сорвался всхлип. Нет. Я открыла глаза. Нет. Они мертвы, и ничто этого не изменит. Я позволю себе чувствовать печаль и скорбь, но не дозволю эмоциям взять надо мной верх. Не сейчас.

Я сунула в руки карманы, будто прогоняя самую сильную боль, затем подошла к двери коттеджа. Она покрылась толстым слоем сажи и была заперта на массивный, ржавый навесной замок. Окна были заколочены.

Двадцать пять лет здесь никто не жил. Коттедж находился на самых окраинах Барчепела и частично скрывался разросшейся растительностью. После убийства моих родителей его заколотили и поставили в очередь на снос, но видимо, это тот случай, когда с глаз долой, из сердца вон. Единственными, кто сюда заглядывал, были любопытные туристы да подростки, ищущие место, где бы потусить. Возможно, это включало Не Ангела и её приятелей.

Я облизнула губы и потянулась к замку, проверяя, можно ли его открыть. Как только мои пальцы дотронулись до холодного металла, позади меня раздался пронзительный крик. Я подпрыгнула и быстро развернулась. Моё сердце гулко стучало в груди, а руки автоматически потянулись к арбалету. Я по глупости оставила его в чемодане, в «Птичке и Кустике».

Тут не было никого… только ворона. Должно быть, она последовала за мной. А теперь она моргала, уставившись на меня со своего насеста на старой магазинной тележке. Её тёмные глазки-бусинки не отрывались от меня. Затем она снова испустила пронзительный крик.

— Кыш! — я замахала на неё руками. Ворона не шевельнулась. — Кыш!

Птица подняла одно крыло и расправила, отведя от меня взгляд и осматривая свои перья. Она опустила клюв и принялась прихорашиваться.

— Проваливай, птичка!

Она меня проигнорировала.

Я закатила глаза. Чёртова пернатая засранка. Разве вороны не должны быть супер-умными? Она не могла сообразить, что ей тут не рады? Я ругнулась и повернулась к ней спиной. Это всего лишь птица, чёрт возьми.

Я снова потянулась к замку, дёрнув его и проверяя, не удастся ли вскрыть. Когда это не сработало, я втянула вдох.

— Извини, мам, — пробормотала я, затем напрягла мышцы и ударила плечом по старой деревянной двери. Она распахнулась с первой попытки, а металлическое крепление, удерживавшее замок на месте, отвалилось. Вышибание дверей удавалось мне всё лучше; на самом деле, в последние дни я об этом даже не задумывалась.

Интерьер коттеджа был мрачным, тёмным и имел запах сырости. Я распахнула дверь до конца и переступила порог. Внутри не было мебели. Я видела лишь мусор по углам и старые обои, отклеивающиеся от стен. Но мне не нужна была мебель, чтобы понять, чем являлась та или иная комната. В моём мозгу возник чертёж планировки: прямо будет ванная; за ней спальня родителей, а дальше — комната, в которой спала я.

Стоять здесь и смотреть в грязный коридор было очень странно. Такое ощущение, будто прошлое внезапно вернулось к жизни.

Скорее поражаясь, нежели печалясь, я пошла вперед на цыпочках, будто нормальные шаги могли потревожить таких призраков, с которыми я не смогу справиться. Я поворачивала голову направо и налево, поражаясь потоку образов, которые прокручивались в моей голове подобно фильму. Дверь в маленькую гостиную привлекла моё внимание, и я присела на корточки, чтобы осмотреть её. Там имелись небольшие чёрточки фломастером, каждая чуть выше предыдущей. Двенадцать месяцев, пятнадцать месяцев, восемнадцать месяцев и так вплоть до пяти лет. Я провела кончиками пальцев по каждой. Мои родители меня любили, в этом я могла быть уверена.

Ещё какое-то время я бродила из комнаты в комнату, позволяя себе наслаждаться теми воспоминаниями, которые удавалось вытащить на поверхность. Лишь почувствовав себя полностью готовой, я вошла на кухню. Там они и умерли; там же нашли меня, громко рыдающую в луже крови рядом с их телами.

Я ничего этого не помнила, но прочла отчёт патологоанатома и вырезки из газет, которые мой дядя сохранил в коробке на чердаке, вместе с остальными вещами с того времени. Читать это было нелегко. Войти в комнату, где убили моих родителей, и где моя жизнь изменилась, тоже не походило на прогулку по парку.

Я старалась сохранять бесстрастное, профессиональное восприятие. Я не криминалист, но в Академии меня обучали базовому осмотру мест преступления. Кроме того, я знала достаточно деталей случившегося, чтобы понимать, что произошло. Мои родители сидели за кухонным столом, а я наверняка спала в соседней комнате. Сэмюэл Бесвик вошёл, размахивая ножом. Сначала он нацелился на мою мать, используя её как щит, чтобы держать моего отца на расстоянии.

Я попыталась представить, где находились действующие лица. Я старалась думать как детектив, но кровь стала последней каплей. Даже сейчас, спустя столько лет, следы её оставались видны. Уже не ярко-красные, а мутно-коричневые, и их едва можно было различить под двадцатипятилетним слоем пыли и копоти, но я знала, что это такое. Она арками разбрызгалась по стенам и кухонным шкафчиком, создавая кошмарный танец.