Злая королева - Джена Шоуолтер

грязными комплиментами… и соболезнованиями. — Я послала счастливой паре воздушный поцелуй, а затем пошла прочь, высоко подняв голову и расправив плечи.

Я услышала ее возмущенное шипение. Сделал ли взгляд Питера то же самое? Мне показалось, что я почувствовала его жар.

Я свернула за угол, потом еще за один. Толпа в коридоре поредела, открывая путь к сестре. Мой мир встал на свои места, и я усмехнулась.

Одетая в розовое облегающее платье, которое она сшила сама, Хартли стояла перед нашим шкафчиком и пыталась ввести код. (У нас было все общее, но разный вкус на парней).

Два спортсмена проскочили мимо нее, толкая друг друга локтями в грудь. Более высокий из них… симпатичный и мускулистый, с темно-коричневой кожей… окликнул ее:

— Эй, Хартли. Привет.

Его бледный, рыжеволосый друг подшучивал над его неловкостью.

Хартли улыбнулась и помахала рукой.

— Привет, Томас. Ты хорошо поработал с докладом. Я узнала так много нового!

Томас… высокий… выпятил грудь, как будто только что завоевал мир.

Еще один день, еще один влюбленный парень. Все ясно. Хартли видела в людях не только лучшее. Она всегда поддерживала и никогда не осуждала.

Неудивительно, что она была моим спасательным кругом.

Мы были двумя половинками одного целого, но не напоминали сестер, тем более близнецов. Ее волосы были черными, а мои — серебристо-белыми. Ее глаза были голубыми, а мои — серыми. Ее безупречная кожа имела золотистый оттенок; я была призрачно бледной, с россыпью веснушек на носу. Она была невысокой и с формами, я — высокой и стройной.

Наши характеры так же сильно отличались. Она была слаще сахара. А я… нет.

Однажды я подслушала разговор мамы и Николаса. Она сравнила нас с временами года. Хартли — это лето, теплое и гостеприимное. Другие могут греться в ее свете, а потом уходить с улыбкой. Эверли — это зима, холодная и целеустремленная. Она веселая, но в то же время коварная. Разбуди ее ярость и пострадаешь.

Я согласилась с этим. Если кто-то навредит моей семье, я взорвусь.

Я подошла к Хартли и принялась вводить код. Используя наш секретный язык-близнецов, неанглийский, я сказала:

— Иснописнять зиснабиснылисна киснод? — «Опять забыла код?»

Мы ставили и-с-н перед гласными, по одной на слог. До сих пор никто не расшифровал наши слова.

Она ответила:

— Иснеслисни тисны исноткрисноиснешь иснэтисну диснуриснацкиснуисню штиснукисну, киснак киснонсиснервниснуисню биснанкисну, писнослисне тисногисно, киснак исня биснориснолиснась с нисним циснелиснуисню виснечнисность…

Щелчок. Замок открылся, и дверца распахнулась.

Я смеялась, переводя. «Если ты откроешь эту дурацкую штуку, как консервную банку, после того, как я боролась с ним целую вечность…»

— Мнисне хисночиснетсисня крисничиснать, — закончила она, смеясь. «Мне хочется кричать».

Она потянулась за книгами, но замерла и вздрогнула. Боль застлала ее глаза, а губы напряглись.

Моя грудь сжалась.

— Опять головная боль? — Примерно в то время, когда я начала видеть Ангела в зеркалах, у Хартли начались мигрени.

Я следила за временем и интенсивностью боли. Последний приступ был настолько сильным, что она дергала себя за волосы и билась головой о стену.

— Не такая сильная, как другие. — Она улыбнулась и стукнула меня в плечо. — Писножисналиснуйстисна, нисне биснесписнокиснойсисня иснобисно мнисне. — «Пожалуйста, не беспокойся обо мне.»

Не беспокоиться о самом важном человеке в моей жизни? Попробуй еще раз.

— Может, пора рассказать маме? — Может быть, лекарства помогут.

— Нет! — крикнула она, а затем отошла. Забрав у меня учебник и домашнее задание и запихнув их в рюкзак, она сказала более спокойно: — Извини. Я не хотела кричать. Но ты же знаешь, мама решит, что я умираю.

Да. Паника была маминой настройкой по умолчанию. Она во всем находила скрытый смысл, и этот смысл указывал на трагическую смерть ее девочек. Простуда = смерть на больничной койке. Усталость = заснуть и не проснуться. Ехать в машине = погибнуть в аварии. Все без исключения малейшие изменения в нашей жизни повергали ее в панику. Именно поэтому я не упоминала о своем зеркальном Ангеле.

— Эй. — Хартли еще раз толкнула меня в плечо: — Что такое красное, синее и желтое? — Пауза. Затем: — Цвета.

Я фыркнула. Рассказывать нелепые анекдоты стало нашей фишкой, помогающей снять напряжение.

— Что вампир сказал оборотню? Ничего. Оба существа вымышленные.

Когда она рассмеялась, в конце коридора раздался крик. Из-за угла выскочил блеющий маленький козлик, у которого была четкая цель: Хартли.

Она присела, раскрыв руки. Также сильно, как она любила животных, они любили ее в ответ. Бродячие кошки и собаки тянулись к ней, где бы она ни находилась. На парковке, в ресторане, даже в продуктовом магазине. Дома за окном нашей спальни обычно собиралось большое количество птиц.

— Посмотри на себя, — сказала она, поглаживая шерстку маленького козлика. — Такой вонючий милашка!

Я не удивилась, когда существо намеренно наступило мне на ногу, отталкивая в сторону. Я позволила ему. Он отвлек Хартли от головной боли, так что я в долгу перед ним.

Томас и его друг… я не запомнила его имени, поэтому решил называть его Рыжим… быстро вернулись, чтобы спросить, не нужна ли Хартли помощь. Она мило отказалась, и парни остались пофлиртовать и даже спели «У Хартли был маленький козлик»[2].

— Есть идеи, откуда взялся этот милашка? — спросила она.

— Нет, но думаю, что ты пришла прямо с небес. — Усмехнулся Томас.

Она улыбнулась ему. В этот момент Рыжий шлепнул ее по попе.

Хартли удивленно вскрикнула, явно чувствуя себя неловко.

От ярости моя спина резко выпрямилась. То, что он сделал, было не круто.

Козлик согласился. С блеянием он пнул Рыжего в голень.

На протяжении многих лет мама поручала мне одну работу, только одну. «Защити Хартли любой ценой».

Конечно, она также любила говорить: «В чем бы ни было дело, насилие — не ответ».

Даже когда мой разум кричал: «Остановись! Награда не стоит такого риска», я врезала кулаком в нос Рыжего. Око за око. Или удар