Бекка Фитцпатрик - Тишина

— Хочешь сказать к тесту по химии, — поправила меня мама. — В летней школе.

Я неуверенно перевела на нее взгляд.

— Я никогда не ходила в летнюю школу.

Мама прикрыла рот ладонью. Кожа на руке побледнела. Единственным звуком в комнате было ритмичное тиканье часов над окном. Каждый крошечный шаг стрелки эхом отдавался в висках, десять раз, прежде чем я смогла заговорить.

— Какой сегодня день? Какой месяц? — Воспоминания вернулись на кладбище.

Опавшие листья.

Едва уловимая прохлада в воздухе. Мужчина с фонариком, утверждающий, что сейчас сентябрь. Единственное слово крутилось у меня в голове — нет. Нет, это невозможно. Нет, это все неправда. Нет, целые месяцы жизни не могут просто так незаметно исчезнуть. Я пыталась протолкнуться глубже в свои воспоминания, пыталась ухватиться за что-нибудь, что помогло бы мне связать данный момент с тем последним уроком биологии. Но между ними зияла пропасть. Все воспоминания о лете были полностью и окончательно уничтожены.

— Все в порядке, детка, — бормотала мама. — Мы вернем твои воспоминания. Доктор Хаулет сказал, что у большинства пациентов с течением времени наблюдаются значительные улучшения.

Я попыталась сесть, но руки представляли собой спутанный клубок трубок и прочего медицинского оборудования.

— Просто скажи, какой сейчас месяц! — потребовала я истерично.

— Сентябрь, — помятое выражение ее лица было невыносимым. — Шестое сентября.

Я откинулась на подушку, озадаченно хлопая глазами.

— Я думала, сейчас апрель. Я не помню ничего после апреля.

Я наскоро возвела стены, закрываясь от поражающей меня вспышки страха. Я не вынесу все напасти скопом — надо делать по одному шагу за раз.

— И что, лето действительно… закончилось? Вот так просто?

— Вот так просто? — повторила она невозмутимо. — Оно медленно тянулось. Каждый день без тебя… Одиннадцать недель абсолютного неведения… Бесконечная паника, беспокойство, страх, безысходность…

Я задумалась, проводя подсчеты в уме.

— Если сейчас сентябрь, и меня не было одиннадцать недель, значит, меня похитили…

— Двадцать первого июня, — любезно подсказала мне мама. — В день летнего солнцестояния.

Возведенная мною стена рушилась быстрее, чем я успевала ее мысленно восстанавливать.

— Но я не помню июнь. Я даже май не помню.

Мы смотрели друг другу в глаза, и я знаю, мы думали об одном и том же.

Как такое может случиться, что моя амнезия вышла за рамки тех одиннадцати недель, вплоть до апреля? Неужели такое возможно?

— Что сказал врач? — спросила я, облизывая пересохшие губы. — У меня была травма головы? Меня накачала наркотиками? Почему я не могу ничего вспомнить?

— Доктор Хаулет сказал, у тебя ретроградная амнезия, — мама замолчала. — Это значит, что часть воспоминаний, предшествующих поражению мозга, утеряна. Мы просто не были уверены, как далеко зашли потери. Апрель, — прошептала она себе под нос, и я видела, как из ее глаз улетучилась вся надежда.

— Утеряна? Как утеряна?

— Он думает, это психологическая травма.

Я обхватила голову руками, чувствуя пальцами жирность волос. Меня вдруг осенило, что я понятия не имею, где находилась все эти недели. Может, меня сковали цепями в каком-нибудь сыром подвале. Или связали в лесу.

Ясно одно: я давненько не принимала душ. Бросив взгляд на свои руки, я обнаружила пятна грязи, мелкие порезы и синяки. Через что я прошла?

— Психологическая? — я заставила себя выкинуть из головы все эти размышления, от которых меня все больше охватывала истерика. Я должна оставаться сильной. Мне нужны ответы. Я не могу сломаться. Если бы я заставила себя сосредоточиться, даже не смотря на пляшущие точки перед глазами…

— Он считает, ты блокируешь воспоминания, избегая чего-то травматического.

— Я не блокирую их, — я закрыла глаза, не в силах остановить скопившиеся слезы. Сделав судорожный вдох, я крепко сжала руки в кулаки, стараясь унять отвратительную дрожь в пальцах. — Я бы знала, если бы пыталась забыть пять месяцев своей жизни, — проговорила я медленно, стараясь придать голосу убедительного спокойствия. — Я хочу знать, что произошло со мной.

Если я и одарила ее сердитым взглядом, она проигнорировала это.

— Попытайся вспомнить, — она мягко настаивала. — Это был мужчина? Все это время ты была с мужчиной?

Была ли? До этого момента у моего похитителя не было лица. Разум услужливо подкидывал мне образ монстра, прячущегося в темноте. Густое облако неопределенности нависло надо мной.

— Ты ведь знаешь, что не должна никого прикрывать? — продолжила она тем же самым нежным тоном. — Если ты знаешь, с кем была все это время, ты можешь рассказать об этом мне. Что бы они тебе не говорили, теперь ты в безопасности. Они не тронут тебя. Они ужасно с тобой поступили, но это их вина. Их вина, — повторила она.

Всхлип разочарования вырвался из груди. Выражение «чистый лист» казалось до тошноты подходящим. Я собиралась озвучить свое отчаяние, когда в дверном проеме возникла тень. На пороге стоял детектив Бассо. Руки были скрещены на груди, в глазах читалась тревога.

Я инстинктивно напряглась. Мама, должно быть, почувствовала это. Она проследила за моим взглядом.

— Я подумала, что Нора может вспомнить что-нибудь, пока мы вдвоем, — объяснила она детективу Бассо извиняющимся голосом. — Я знаю, вы хотели допросить ее, я просто подумала…

Он кивнул, будто говоря «все в порядке». Затем подошел ближе, пристально глядя на меня.

— Ты сказала, у тебя нет четкой картинки воспоминаний, но даже туманные детали могут помочь.

— Вроде цвета волос, — вставила мама. — Может, они были… черными, например?

Я хотела ответить ей, что не помню ничего, ни малейших намеков на цвет, но я не осмелилась в присутствии детектива Бассо. Я не доверяла ему.

Инстинкты подсказывали мне, что с ним что-то не так. Когда он приблизился ко мне, волосы неприятно закололи у корней, и на мгновение по спине пробежали мурашки, будто по позвоночнику заскользил кубик льда.

— Я хочу домой, — были мои единственные слова.

Мама и детектив Бассо переглянулись.

— Доктору Хаулету нужно провести несколько тестов, — произнесла мама.

— Каких еще тестов?

— Что-то связанное с твоей амнезией. Это не займет много времени. И затем мы поедем домой, — она небрежно махнула рукой, что только усилило мои подозрения.

Я повернулась к детективу Бассо, мне казалось, у него есть ответы на все.