Полузвери - Ксения Анатольевна Татьмянина

Драться мужчины умеют. Никакого черного хода! Одного парня оставлять не думала даже! Судя по последней фразе, лично я секте нужна живая, а с ним церемониться не станут. И если до сумки и до сигаретницы ради сигнала дотянуться, — помощь все равно не успеет. Их «машинка» ближе. Нужно сейчас действовать, пока двое на двое!

Я тоже схватила тяжелую статуэтку, и отошла от стола назад — не мешать Вилли, дать маневр себе… и не боялась. Накрывала бешеная злость, как на собственную глупость, что сунулись туда, где могли ждать, и ждали, и на то, что раньше ни один волосок не шевельнулся на предчувствие опасности. Зашли же в дом, как в ловушку.

Они кинулись… отрезав мысль о Вилли, крутанулась на полусогнутых, с рывком к выходу, со всей силы ударив сектанта не по руке со стилетом, а попытавшись попасть в колено. Попала выше, тот вовремя и быстро среагировал. Не знаю, как, но у меня получалось пускать свое тело в движение с учетом пространства вокруг, учитывая расстояния до стен, мебель, схватку рядом, и сосредотачиваться, как на эпицентре, только на главной цели — не дать достать себя и покалечить урода!

Ушла минута… или…

Чиркнуло по одежде… а взамен голова отлитого из металла бога Варога как круглым набалдашником вбилась в нижние ребра преследователя. В трубках — не шило. Тонкие, заточенные с обеих сторон лезвия! Практически скальпели!

Сектант хрипнул от боли и прозевал момент, когда я наотмашь саданула статуэткой по крепкому запястью. Меня не стрелять надо было учить, а орудовать ломом в ближнем бою! Трубка отлетела. Угроза на граммы полегчала, утяжелившись яростью нападавшего — такого отпора не ждали, и собирались легко скрутить «детишек»…

Смерть! Чувство чужой гибели вонзилось мне в сердце и сбило на миг. Я хватанула воздух ртом, глубже необходимого, и ужаснулась от мысли, что это — Вилли! Рванула в сторону хрипа и рычания, перехватила свое оружие, и уже ребром подставки вломила сектанту в челюсть с хрустом и кровавым смаком. Вилли жив… его фигура возникла сбоку, рука поднялась и вихляющим, но все равно точным ударом статуэтки обрушилась на затылок. Вторая смерть! Сектант рухнул, и сам Вилли тут же осел на пол вместе с трупом.

— Ни за что… обаяшка… тебя в обиду не…

Я кинулась к парню, и увидела, что тот ранен. Серьезно. Кальянная трубка торчала сбоку в ребрах, слева, лезвие на всю глубину оказалось в теле…

— Вилли, не шевелись. Лежи!

Нос и губы разбиты, резаная рана вдоль двух ключиц. Главное, чтобы клинок сердца не задел! Вилли хрипнул и послушно кивнул головой. Я полезла в сумку, сдергивая клапан, — добраться до телефона или сигаретницы… и ощутила колодец… предсмертие шагнуло в комнату, сужая вокруг пустоту и тьму, которая вот-вот сомкнется над еще живым, забрав его за предел, а в меня возив боль. Никогда его не ощущала, но теперь и слова Златы вспыхнули в памяти — новое некромантское проявилось удушающе плотно!

— Нет…

Он опять хрипнул. Сморгнул. Попытался вдохнуть глубже, но не смог. Я бросила копаться в сумке, обхватила его голову и поцеловала в соленые от крови губы.

— Сейчас… я смогу…

Оторвалась на секунду, сосредотачиваясь и пытаясь отрешиться от накатывающего отчаянья. Злата может, и у меня получится! Черная тьма колодцем и холодом сужалась неотвратимо. Обдала кожу ознобом, на глаза легла пелена. Я опять склонилась над Вилли, впилась в него с полыхающим чувством надежды — чудо случится! Он не может умереть! Нет сейчас в мире силы выше, чем мое желание спасти друга!

— Нет!

Губы похолодели и посинели. Кровь разводами размазалась вокруг рта, а глаза уже неосмысленно смотрели вверх. Удара еще не случилось, но смерть обняла и поглощала, став не колодцем, а узкой трубой, которая и есть — тонкое лезвие, все-таки задевшее сердце.

Порыв воздуха вышиб запах крови. Хлопок, тень, тяжелый шаг, и какая-то сила рванула меня за ворот вверх и в сторону. Я не могла сопротивляться… не могла в этот миг бороться с новым противником…

— Бездарь, а не девчонка!

Парис отшвырнул меня, припав на колени и быстро уложил ладони на лоб и шею Вилли. Поцеловал, прижавшись и не брезгуя, словно собираясь забрать у любовника его последнее дыхание.

И Смерть не пришла. Черные невидимые стены растаяли, как туман, а глаза мне уже застилали слезы. Я тряслась от рыдания и готова была взывать от внезапного счастья!

— Великий Морс…

Парис встал на ноги и силой пнул тело Вилли, распылившееся в тот же миг:

— Мерзкий, гадкий, паршивый мужеложец! Даже пальцем бы до тебя не прикоснулся, урод! А ты?! Некромантка называется. Позор, а не дочь!

Я не встала. Доползла и обняла Париса прямо за ноги, вцепившись в брючины и прижавшись щекой.

— Спасибо… спасибо. Спасибо!

— Отстань, дура… Вставай уже. — Он силой поднял меня, почти придушив горловиной водолазки. — Ты не собака, чтобы так пресмыкаться. Хватит! И успокойся.

Я поднялась, но с волнением справиться труднее — увидела призрачные руки и лысую голову Вилли, который спал, как ребенок, на спине Великого Морса с безмятежным выражением лица. Залип прозрачным голым телом с чуть согнутыми ногами.

— Проклятье… больше суток таскать на себе извращенца. Ненавижу всех вас!

Я вздрогнула от звука и метнулась к двери, выглянув через глазок. К началу дорожки, к калитке подъехал серый автомобиль.

— Это секта… надо бежать.

Вышли двое, схожих фигурами и безликостью.

— Двери закрыты — из кухни и сада, я пробовал пройти не через парадный. Окна глухие, только разбивать.

Я подскочила к опавшей одежде Вилли, залезла в карманы брюк и сумку, но ключи были только от студии Фортена и входная ключ-карта Вариты.

У одного из трупов зазвонил телефон.

— Первый в обход пошел, у них-то ключи есть… Поняли, что тепленьких и связанных почему-то никто не выводит. — Парис обернулся от двери на меня, потом снова приник к глазку. — В машине водитель и четвертый пассажир. Многовато на нас с тобой.

— Никто не видел, как ты зашел. Драться нельзя, нужно спрятаться. Если ты попадешь секте в руки, вообще конец всему! И надо сохранить Вилли! Я останусь, дождусь, чтобы увидели, и сбегу, уведу за собой погоню.

— Ты, беременная маленькая девочка, соображаешь, что говоришь?

Я рявкнула:

— Наверх! Не убежала первый раз, потому что