Кассандра Клэр - Трилогия о Драко: Draco Dormiens, Draco Sinister, Draco Veritas

…Неужели я до сих пор влюблён в неё?..

Она стала его первой любовью — бесплодной, детской, колдовской, причиняющей массу неудобств — то есть именно такой, о которой с ностальгией вспоминают спустя годы.

Но только не в его случае.

Его любовь отобрали, скомкали и швырнули в лицо; отняли очарование и сладость, подменив их болью. Она стала воплощением сделанной когда-то ошибки, символом того, чем бы он мог владеть и чего лишился… О, если б была возможность всё исправить…

— Что?.. — её глаза распахнулись, руки легли на плечи. — Ты волнуешься из-за того приворотного заклинания, что наложила на тебя Пенси?

— Ну… э…, ну, да. Понимаешь — немного, да… Я знаю — ты бы никогда…

— Ах, Рон, — шепнула Гермиона, — ты такой благородный и всепрощающий… а мы так с тобой обращались… Я никогда не хотела причинять Гарри боль, но иногда я желала… просто рядом с тобой многие вещи становятся такими простыми…

— Рядом со мной? — захлопал глазами Рон, пытаясь осознать, что именно в его жизни за последнее время казалось простым.

Гермиона подняла к нему лицо. На кончиках ресниц поблёскивали слёзы, она задыхалась, будто не стояла, а бежала.

— Давай это будет нашим секретом… только твоим и моим…

Он не раз слышал эти слова в своих мечтах, а потому узнал их.

…Не… не может быть… всё неправда, всё не так… Это сон — сон или кошмар…

Но Гермиона уже припала к его рту, а Гермиона была его другом, и он не мог найти в себе силы, гнева, чтобы оттолкнуть её… — и Рон замер. Ему прежде не приходилось испытывать такого поцелуя — горячего, глубокого, иссушающего — ему не хватило воздуха, глаза заломило от боли, кровь в венах вскипела, став огневиски… И тут он понял.

— Рисенн! — зашипел он, уворачиваясь от губ и слыша негромкий горловой смешок. Он попробовал отпихнуть её — не тут-то было; тогда он куснул её за губу — дьяволица ахнула от боли, с силой толкнула его. Ноги подкосились, и Рон плюхнулся на мраморный пол с чувством, будто он рыба, из которой только что выдернули все кости.

Она — в невесть откуда взявшемся белоснежном платье, в пролившимися на плечи чернилами волос — склонилась над ним, защекотав локонами. Рукой коснулась своих губ: на пальцах осталась кровь.

— Надо ж быть настолько безжалостным со своей любовью! Или это из-за того, что жить тебе осталось всего ничего?..

Рон смотрел на Рисенн сквозь дымку боли, и в ушах его звучал голос Гермионы: «если Гарри увидит его смерть, значит Гарри переживет этот день»…

— Нет, — отрезал Рон. — И не жди от меня жалости.

Глаза Рисенн расширились, однако он уже ускользнул во тьму; даже если она что-то ответила, он не услышал.

Мир ярким ковром огней крутанулся прочь и выцвел, подёрнувшись дымкой.

— Поттер?

— М-м… да?

— Это что — звёзды?

Гарри немного помолчал:

— Ты о чём? Ну, конечно же — звёзды… — он повернулся, чтобы взглянуть на Драко, и тот сильнее вцепился в его пояс. — Ты вообще к чему это спросил?

— Да так — ни к чему… Проехали, Поттер.

Гарри недоумённо отвернулся. Драко взглянул через плечо: вместо сияющих звёзд позади раскинулась темнота, то там, то сям проколотая яркими, режущими глаза точечками. В голове кто-то голосом Снейпа произнёс «слепота», и он со слабым всплеском отчаяния подумал, что противоядие, молекула за молекулой в этот миг покидающее его кровь, способна приготовить только Гермиона… И уже совсем скоро ничто не сможет встать не пути яда — только его собственные иссякающие силы…

Он надеялся, что их окажется достаточно.

Том медленно отнял руку от собственного горла. Глаза, до краёв наполненные злобой, блеснули, однако он не двинулся.

— Что ты со мной сделала? — хрипло, будто это его только что чуть не задушили, спросил он.

Джинни почувствовала неудержимое желание ухмыльнуться, расхохотаться, встряхнуть его:

— Ничего. Я поняла: потому ты и не убил меня тогда, — просто оглушил, оставил там: ты же мог меня прикончить, однако не сделал этого. Ты не в состоянии причинять мне боль: могу поспорить, ты не знаешь причины, просто — не можешь. Наверное, ты считаешь, причина в теле Симуса — так сказать, слабость простого смертного…

— Не смертного, а влюблённого, — откашливаясь, с ненавистью уточнил Том. — Он тебя любит.

— Знаю. Знаю — любил, — воспоминание о Симусе, ставшем теперь Томом, всколыхнуло волну печали. Джинни не ждала этой любви — та стала изысканным акцентом, чуть смягчившим печаль, притупившим надрыв утраты. Она никогда не принимала эту любовь, никогда не отвечала взаимностью, никогда не позволяла ему любить себя… она ждала — всегда ждала Драко. — И всё ж ты не смог сделать мне больно не по этому, — Джинни заправила волосы за ухо. Болело всё — даже пальцы. — Дело в заклинании, вернувшем тебя: как ты там говорил — симпатическая магия? Моя кровь, мои слёзы — именно я привела тебя обратно, именно из-за меня ты здесь, именно я — та цепь, при помощи которой ты вытянул себя в этот мир, именно я — тот якорь, на котором ты здесь держишься. И только я смогу отправить тебя обратно, — резко закончила она.

Она сделала шаг назад, потом ещё один: он, задыхаясь, не сводил с неё разъярённого взгляда — ей бы понравился этот рычащий взгляд, кабы не то, что она собралась сделать. Ещё шаг — и жёсткое прикосновение перил к спине. Джинни через плечо бросила взгляд вниз: лестница, теряющаяся в темноте. Снова взгляд в сторону Тома, глубокий вздох…

Его глаза сузились: он понял, но слишком поздно — метнувшись к ней с яростным воплем, он увидел, как она, ухватившись за перила, перелетела через них…

Снова натянув на себя холодную и грязную одежду, Гермиона вернулась в спальню, застав там весьма примечательную сцену: на полу в заляпанном кровью белом платье сидела Рисенн. Черные волосы, будто чернила, струились по её плечам. На коленях у неё возлежал Рон. Дьяволица подняла взор на шагнувшую в комнату девушку и хищно улыбнулась.

— Тш-ш. Смотри, не разбуди его, — она откинула на спину водопад чёрных волос, и Гермиона увидела, что Рон действительно спит — или же делает вид, будто спит: грудь мерно вздымалась, рыжие волосы разлохматились, а рукой он прикрывал лицо.

— Рон! — ахнула Гермиона, не в силах поверить глазам своим, и протянув руки, кинулась к нему. — Что с ним? Что ты ему сделала?

Рисенн продолжала улыбаться, рассеяно играя с рыжей прядью.

— Просто пыталась выудить кое-какую информацию.

Руки гриффиндорки сами собой сжались в кулаки: она умирала от желания кинуться на Рисенн, вцепиться ей в физиономию, подбить один из этих серых глаз, стереть улыбку с этих красных губ…