Бюро магической статистики – 1 - Галина Дмитриевна Гончарова

я даже, кажется, знаю, что именно пытались спрятать эти люди.

Не буду писать здесь подробно, но оставлю все, что мне удалось найти, в нашем месте. Ключ прилагаю. Очень надеюсь вернуться и забрать его, но — на всякий случай.

Не знаю, кому могу доверять. Мэр Дейрена точно в деле, может, и кто-то еще. И кто-то рядом с троном, точно, это не могло быть так легко и просто. Кто-то должен их прикрывать, но доказательств у меня нет. Я попробую их добыть на месте, но…

Надеюсь, скоро мы увидимся.

Тео'.

Робин сжал в ладони маленький ключ.

Стыдно было так, что, ей-ей, чудом на пол пеплом не осыпался. Сгореть хотелось на месте, а пепел потом собрать можно и в нужник выкинуть.

Идиот!

Какой же он идиот!!!

Да слова-то такого не подберешь, даже на соревновании среди идиотов — и то ему второе место дадут просто потому, что такой идиот первого места нигде не займет!

Кретин!!!

НЕДОУМОК!!!

Все проспал, пропил, продурил… подумаешь, под лавину он попал!

Жив же! И даже относительно здоров, не в коляске передвигается и не под себя гадит.

Магии нет? А люди так всю жизнь живут, не помирают!

Сара его бросила?

Так радоваться надо! Женился бы на этой гадине, вот где была бы трагедия! Там бы и с магией жить не захотелось, поди! Если она его любила только за то, что могла получить…

Пошла она… вот туда и поглубже! И метлой утрамбовать!

Выглядит он кошмарно? Ну, положим, в первое время похуже было, но вот же, пришла чужая девица, и не шарахнулась, и разговаривала нормально, и руку ему протянула, и не тошнило ее, как нежную Сарочку, и ничего же! Не умерла! Вряд ли она бы вот так бросила человека в беде, в самый тяжелый момент.

А он расклеился!

А Тео тем временем рискнул жизнью… и, может быть, его уже нет…

При мысли о том, что друг… и Робин в это время пил, а потом никого и ничего не хотел ни слышать, ни видеть…

Слов уже не оставалось, только такой черный мат, что самому противно становилось.

Робин сжал крепче ключ и перстень, сунул в карман записку.

— Хью, я сейчас напишу письмо, съездишь оставишь его, где скажу, и будем собираться.

— Куда, рент?

— В столицу! Хватит, насиделся! Может, хоть что-то исправить удастся?

— Да, рент.

— Пока я пишу письмо, у нас газеты есть?

— Как не быть, рент, я «Вестника» выписывал, да и «Сплетника» тоже.

— Давай все сюда, пока ты ездить будешь, я почитаю.

Хью решил, что закажет целый канон за здравие этой девушки Элисон. Хозяин ожил!

Да что ж еще-то надо? Уже — счастье! В столицу?

— Рент, а родителям вашим писать?

— Они сейчас где?

— На водах, наверное, матушка ваша каждое лето же на воды ездит…

— Не надо. Не пиши пока. Потом…

И Робин решительно направился к столу.

Пять лет он ничего не писал, пальцы, корявые и неровные, не хотели держать перо, буквы получались уродливыми, чернила капали на бумагу, но Робин сдаваться не собирался. А что переписывать шесть раз пришлось… зато самое важное написал! Вот!

'Рента Элисон!

Умоляю меня простить!

Вы были полностью правы, и Матео нашел ответы, которых нам не хватает.

Он оставил мне нечто важное в столице, и я сегодня же выезжаю туда. Как вернусь, сразу же напишу и буду ждать вас в гости.

Искренне ваш, Робин'.

Теперь можно и в столицу собираться.

* * *

Может, в другой день Марко Вебер и имел бы сокрушительный успех. Или Элисон бы о нем хоть подумала, ну как-то… не каждое ж утро на пороге бюро воздвигается чуть не два метра красоты неописуемой?

Но…

Вот именно сегодня ей было решительно не до Марко.

А чего он лезет тут, такой неотразимый? У нее голова другим занята, она почти всю ночь не спала, вертелась как уж на сковородке, прикидывала, могла ли сказать что-то лучше, или сделать лучше… вроде бы нет, но вдруг?

По результатам размышлений примерно в три часа утра Элисон удалось задремать с теплой мыслью, что она — круглая идиотка, которая запорола все, что могла и не могла. И любая обезьяна на ее месте справилась бы намного лучше.

Проснулась она в пять утра с той же мыслью, а потому настроения не было. Вообще.

Разве что кого-нибудь разорвать и сожрать — и то, голова так болела, что даже жевать страшно было, — казалось, мозг весь в зубах сосредоточился, и боли-и-и-и-ит!

Астрид только головой покачала и налила девушке чая покрепче. Только вот чай был крепкий в понимании Астрид, то есть не ложка на чайник, а полторы. Элисон это не помогло.

На работе она сидела молча, пытаясь как-то и что-то сделать и надеясь, что в горы ее не пошлют. Она ж там свалится с велосипеда и уснет под кустом. И ее сожрут.

И она этого даже не заметит, потому что спать будет.

И пусть сожрут, раз она такая дура…

Марко вплыл гордым лебедем, но Элисон даже глаз не подняла от бумаг. Да, глаза поднимать тоже было больно. Даже думать — и то больно. Мысли отрастили себе острые края и протискивались по извилинам мозга как-то особенно неудобно, царапая все, до чего добирались.

— Кхе…

Леа Даларвен восхищенно вздохнула. Если и был кто-то, ярче воплотивший в себе романтического героя девичьих грез, то не у нее. А тут оно стоит!

И рядом!

И можно даже руку протянуть и потрогать красавца с громадной корзиной алых роз и улыбкой… которая начала бледнеть, выцветать и угасать.