Эта башня во мне - Надежда Викторовна Ожигина

самого уха, звон серебра кованой маски. – Успели позвонить в службу спасения. Но ведь вы понимаете… А-ля! Смертный приговор оглашен. Я тоже слышу музыку сущего: звуки метро, Лубянка. Это закон детективного жанра, свидетелей убирают. Твоя очередь. Я иду за тобой.

Голос смягчает согласные и по-своему тонирует простые слова, еще миг, я пойму, я узнаю! Звезды и змеи, переплетение трав…

Горит на запястье травяной браслет, выдирая меня из кошмара, обрывая последние нити, связавшие с Кондашовым. Резкая боль, кровавые сполохи, мои глаза вытекают в бездну, и мир окутывает коконом тьмы. Чувствую, как последние силы высасывает в алчную пасть склонившейся серебряной тени. Я все же кричу, отчаянно, громко, кричу в потерявшей границы реальности. И выскакиваю из вагона на незнакомой станции.

Минут через пять я пришла в себя, загнанная, взмыленная, как лошадь. Я забилась в какую-то нишу, ревела, всхлипывала, тряслась. Вопреки всему было жаль Кондашова, по-человечески жаль. Пройдя вместе с ним через боль и агонию, я сумела его простить. Все было мелочным рядом со смертью. Все терялось на фоне шепота, похожего на шелест змеи в траве: твоя очередь, я иду за тобой!

А куда он за мной идет? Я – где? Оказалось, не доехала одну остановку до спасительной «Комсомольской». Выскочила ополоумевшей дурой на мрачноватых «Красных воротах».

Красивая станция в классическом стиле, но после увиденного ужаса в лофте от красного цвета меня воротило. Кто-то однажды высказал мысль: мол, эффектная станция, проектировал мастер, но похожа на кусок отбитой говядины. И теперь я эту мысль пропустила сквозь сердце, по-прежнему полное сгустков боли. Я почувствовала себя начинкой в рулете, которую завернули в свежее мясо. Жуткая ассоциация!

Куда мне бежать, где спрятаться? Я ведь только стала со-зданием! Я не знала, зачем меня сделали башней, связали с какими-то меридианами, пролегавшими вовсе не там, где учили на географии в школе. Я не умела сражаться! И еще – переживала за скрипку. Инструмент-то чем виноват? Тем, что его владелица вечно сует нос в чужие дела и таскает с собой потертый футляр?

Я хотела увидеть Грига! Такого, как в первый вечер. Пусть ворвется сюда на байке и увезет по туннелям метро! Ну, пожалуйста, хочу верить в сказки!

Увы, в наше суровое время принцессы спасаются сами и наманикюренными ноготками выцарапывают мир из дерьма.

Одна остановка до «Комсомольской».

Решение проявилось само: укрыться под сводами башни, взлететь на лифте к зеленому шпилю и долго лежать на полу, наслаждаясь уютом и безопасностью, пока не отпустит проклятая дрожь и истерика не стечет водостоками.

Я шагнула на платформу в ожидании поезда, мысленно удивившись тому, как резко опустел центральный зал. Где пассажиры? Экскурсоводы? Где молодежь со смартфонами, подпирающая ниши в пилонах?

Или реальность снова мигнула, перепутала нити с Изнанкой?

Я крепко зажмурилась, а открыв глаза, увидела все, что так жаждала: и студентов с рюкзаками, и парня с букетом, и измученный жарой пестрый народ, от офисных костюмов до цветастых юбочек, едва прикрывавших ягодицы хозяек. Они суетились, бродили по станции, кричали в телефонные трубки или слушали музыку, врубив звук на полную. Кто-то даже карябал ключом по стене, проверяя гранит на прочность. Короче, нормальная жизнь подземки!

Только поезд не спешил подъехать к платформе одной из старейших станций метро.

И все звуки были мертвы, до единого! Даже музыка в наушниках звучала глухо, будто пробивалась из склепа.

На мавзолейной станции не нашлось ни единой живой души!

Меня окружали люди, потихоньку, вальсируя между пилонами, подталкивали к краю платформы. Пассажиры решали свои проблемы, ссорились, мирились, опаздывали, книжки читали, наслаждались прохладой, идущей из глубины туннелей. Но звучали при этом – как кукла из сна, что несла на руках Кондашова. Полная станция манекенов, и наверное, на всех витринах столицы не хватало сейчас безучастных подставок для модных вещей и украшений!

Манекены оттирали к самому краю, как некогда – вечность назад! – подталкивала к обрыву Элен. Я уже заступила за черту безопасности, но еще цеплялась за нее кроссовками, и не знала, как поступить.

Тупик, дорогая, приехали. Поезд дальше не идет, освобождай вагон!

И ведь не доехала самую малость, хоть прыгай с платформы на влажные шпалы и беги в направлении «Комсомольской», призывая на выручку башню.

На помощь, на помощь! Что еще остается, кроме как взрывать гулкие своды отчаянным мысленным криком?

Даже ноги подгибались от ужаса. Я всматривалась в холодные лица, пытаясь найти хоть проблеск рассудка! Плакал же тот манекен, я видела, вдруг их можно растормошить, снять проклятье, вызволить разум? Нужно попробовать, обязательно, вот только пятки моих кроссовок уже ощутили под собой пустоту…

Неужели та тень в светлом костюме – серебряная тень, змеиная – сумела так быстро меня найти и привести приговор в исполнение? Новая мысль о жутком убийце заставила пошатнуться. Вспомнился лофт с невероятными видами, проступавшими сквозь потеки крови, густой запах моря и чешуи, и приторный железный привкус во рту…

Запястье опалило огнем, будто кто-то прижег открытую рану, останавливая чужую кровь. Я невольно вскинула руку к лицу, и коснувшийся меня манекен в ужасе отпрянул от травяного щита. Тогда я сделала шаг вперед, угрожая толпе браслетом. Амулет ордена Субаш вызвал настоящий отлив, так резко расчистилось пространство вокруг.

Я вдохнула запах трав и кинулась в бой. А башня во мне – надо мной, за спиной – вновь сделала стальным позвоночник, влила в руки силу гранитных блоков, наполнила душу церковной сонатой.

Кто-то попытался стащить черный кофр и отлетел в нишу пилона, замер там сломанной статуей. Я всего лишь толкнула, чтобы не лапал святого, и вдруг такой результат! Ну-ка, проверим исподнюю силушку, хотели отведать, милости просим: кушайте, не обляпайтесь!

В следующие пять минут я ощущала себя богатыршей, по-мультяшному крушащей враждебные орды: махнула рукавом – улочка, поддала кулаком – переулочек.

От пережитого ужаса со мной случилась истерика, и если бы не башня во мне – я бы сломалась, рухнула замертво от кровоизлияния в мозг. Слишком много всего, слишком странно и гадко, не хочу, не буду, отстаньте уже! Я орала все это в голос, хохотала и плакала, выла и пела, расшвыривая настырные манекены.

Я почти вернулась в реальность, уже слышала гомон людей, объявления на платформах, песню подземных рельс и ноктюрн ближайшей высотки, Шестой сестры Лицевого корпуса! Еще миг – и прорвется ткань бытия, выпуская меня из иллюзий…

Но вновь стало холодно, до перестука зубов. Разом погасли все верхние лампы, погружая станцию в лиловые сумерки. Недобитые манекены разбежались вдруг, как тараканы, чуя приближение