Будь моей, ведьма - Юлия Григорьевна Шкутова

— Белореченская? — удивился Никита, впрочем, больше не предпринимая попыток приблизиться. — Ты как сюда попала?

— Прыехала з батьками ў гости да сваякоў[2].

— Так зачем с послушниками связалась?

— Ды не хатела я да их! Проста ў лесе шпацыравала, там мяне и злавили.[3]

Никита немного завис, пытаясь перевести непонятное ему слово. По большей части белореченский язык в империи понимали. Пусть и приходилось иногда догадываться, что хотят сказать приезжие.

— А на нашем языке ты говорить умеешь? — на всякий случай уточнил оборотень.

— Умею конечно. Отчего же не уметь.

Марьяна кожей почувствовала возмущение мужчины и, не сдержавшись, хихикнула.

— Итак, тебя похитили послушники, — со вздохом сказал Никита, возвращаясь к прерванному разговору.

— Нет, они меня не похищали, — недоумённо ответила Алеся. — Кто такое сказал?

— Ты, — коротко ответил оборотень, стараясь не обращать внимания на смешки.

— Не говорила, — упрямо ответила девушка и положила руку волку на холку.

Этот мужчина с тёмными, проницательными глазами её немного пугал. Особенно потому, что Алеся не могла взять в толк, из-за чего он злится.

— И кто же тебя тогда похитил? — с заметным напряжением в голосе спросил Никита, старательно отгоняя мысли о ремне.

— Гандляры рабами[4]. Я же говорю: гуляла па лесе, а тут они, як выскачать з-за кустоў, меня по голове чем-то агрэли, а когда очнулась, выявила сябе звязанай далеко от дома родственников.

Видимо, от волнения девушка начала перескакивать с родного языка на имперский. Но никто её поправлять не стал, понимая волнение рассказчицы. Только Марьяна сочувственно покачала головой.

— Мне удалось сбежать через несколько дней, — продолжила рассказывать Алеся, немного успокоившись. — Какие-то… дурныя они оказались.

— А у послушников ты как оказалась? — спросил Алексей.

— Я пока по лесу блукала, заболеть успела. Сознание потеряла, а когда в себя пришла…

— Оказалась связанная в фургоне? — с иронией уточнил Никита.

— Да нет же! — Девушка даже ногой притопнула. — Никто меня не связывал. Но вы правы, везли в фургоне. Катерина, одна из послушниц, рассказала, что я неделю в бреду пролежала, а она меня выхаживала. Думала, что я бездомная, ведь вся в рванье и грязи была. А где ж не быть, если в лесу одёжки не сыскать новой.

— И они тебя с собой забрали, в поселение?

— Ага… Говорили, что назад вернут, когда обоз с товаром отправят. Я в поселении несколько месяцев жила, а потом…

Не сдержавшись, Алеся всхлипнула и затряслась от страха. Марьяна больше не стала осторожничать и приобняла её за плечи, нашёптывая, что теперь бояться нечего.

— Увидела то, чего не следовало, — закончил за неё капитан Верьев. — Один из хозяев наказывал провинившегося раба своего. Алеся подслушала их разговор, да и решила сбежать. А тут мы в засаде. Она с перепуга, решив, что её послушники выследили, чуть с обрыва не сиганула. Хорошо, что Лёня вовремя подоспел.

— Он такой стро-огий был, дяденька э-этот, — сквозь всхлипы заговорила Алеся. — Не улыбался мне, а когда наедине оставались, говорил, чтоб я ушла. Что не рады мне тут, и нужно быстрее домой возвращаться. Оказывается, так спасти хотел, а я… Дурная такая, Кати на яго паскардзилася. А яго... яго заби-и-или-и.[5]

— Тише, тише, милая. — Марьяна крепко обняла рыдающую девушку. — Мы обязательно…

Договорить она не успела, почувствовав магический всплеск. Не сильный, только его отголосок, но мысли о Насте сразу же голову заполонили. Иллюзорная встревоженно посмотрела на Алексея. Оборотень же хмуро вглядывался туда, откуда они пришли.

— Это ещё что такое? — спросил, наконец приняв человеческий вид, Леонид.

— С Анастасией неприятность случилась, — коротко ответил Морозов, так и не отведя взгляда. — Илья ей помочь остался. Обещал, что вскоре нас нагонят.

— Это что же за беда такая, раз отголоски даже сюда докатываются?

Пока прибывших вводили в курс дела, Залайская отвела новую знакомую к ручью и помогла привести себя в порядок. Заодно узнала, что девушке едва исполнилось двадцать лет, пусть и выглядела та совсем как подросток.

— Мой бацька травами гаючыми гандлюе. Яго ў Беларэччы многия ведаюць. Ды и ў вашай краине таксама. У нас тут мамина сястра жыве, мы часта да яе ў госци прыязджали... Ох, вось жа яны хвалююцца![6]

— Ничего, вот вернёшься к ним и всё наладится.

— А вы… точно меня проводите?

— Это надо обсудить с мужчинами. Понимаешь, наш путь в другую сторону лежит. К Вдовьей сопке.

— Ой, и вы туда идёте? — Алеся широко раскрытыми глазами посмотрела на женщину и непроизвольно отступила назад.

— Мы… А кто ещё туда шёл?

— По… послушники. За несколько дней, как того дяденьку убили, туда человек десять ушло. Я слышала, как женщины в посёлке это обсуждали. Какая-то большая экс…пед… ниция.

— Экспедиция, — исправила её Марьяна и прикусила губу, задумавшись. — Давай-ка назад вернёмся, расскажешь нашим, что ещё слышала.

Но только они успели вернуться к месту временного лагеря, как открылся проход, из которого вышли Илья и заметно уставшая Настя. Увидев прямо перед собой Алексея, ведьма стыдливо потупилась и прошептала:

— Прости.

Оборотень стремительно шагнул к ней на встречу и, никого не стесняясь, приник к губам, через поцелуй передавая весь тот страх, что успел испытать. Не за себя, а за возможность потерять Настю. Нечаянные зрители тактично отвернулись и поспешили разойтись, давая возможность паре побыть наедине. Однако даже на расстоянии они сумели расслышать просьбу Морозова: