Печать Индиго. Владыко Миров (3 книга) - Арина Теплова

по любимому Владимиру, который занимал все ее мысли и чувства. Она не знала, что с ним сейчас, думает ли он хоть немного о ней, даже веря, что она мертва. Слуги жутко боялись Артемьева, и она не могла через них передать письмо-весточку для Владимира. Ведь Федор заявил, что тот, кто посмеет помочь пленнице, сгинет заживо в его темнице, которая располагалась в подземелье дома.

Даже Марфа, которая стала ее подругой, теперь истово боялась, потому что месяц назад письмо, которое дала ей Слава, оказалось в руках Артемьева. Один из мужиков увидел, как молодая баба пыталась отдать послание заехавшему на двор ямщику. Зная, что Марфа неграмотная и не могла ничего написать, он немедля доложил обо всем хозяину. Письмо, написанное Славой на Соловецкие острова, вызвало у Федора необузданную ярость, и он, жестоко избив Марфу, также запер ее в хоромах, запретив даже выходить на двор. Это решение не нравилось Артемьеву, и он изначально намеревался забить неугомонную Марфу насмерть или уж точно выгнать из усадьбы. Но молодая баба вновь ждала его ребенка, именно это и спасло ее от расправы, и потому Федору пришлось оставить ее в своем доме.

Ежедневно, смотря в бескрайнее небо, Слава просила Богов о том, чтобы они сжалились над нею и послали весточку Владимиру о том, что она жива, и где ее искать. И в эту пору ее существо ежеминутно рождало лишь две мечты, чтобы Владимир спас ее из лап ненавистного мучителя, и ее малыши родились здоровыми и были при ней. Но проходили дни, а ее мрачное гнетущее существование в доме Артемьева продолжалось. Мало того, ежедневно молодой женщине приходилось бороться с убивающей силой браслета, который Федор ни в какую не хотел снимать с ее лодыжки. И Слава по нескольку часов в день была вынуждена создавать живительную энергию, чтобы восстановить свои жизненные силы.

В тот день Федор, как положено по воскресеньям, отстоял службу в церкви и со своей свитой вернулся домой в добродушном настроении. Ежедневно он считал дни до разрешения Славы от бремени. По заявлениям повитухи до родов оставалось около месяца, и Артемьев, довольный, уже обдумывал на какое число назначить венчание с девушкой, чтобы как можно скорее сделать ее законной женой. В последнее время Федору казалось, что Слава смирилась со своей участью и прекратила открытое сопротивление ему. Она послушно и даже как-то тихо терпела его интимные ласки пару раз в неделю и даже, как ему казалось, стала смотреть на него более ласково.

Вкусно и обильно отобедав, Артемьев выпил несколько чарок вина и в довольном настроении отправился в спальню к Славе. Поднимаясь по высокой лестнице в женский терем, Федор размышлял о том, что в последнее время Слава стала покладистой. Она хоть и не отвечала на его поцелуи и объятья, все же не противилась ему. И молодой человек надеялся на то, что вскоре она сможет полюбить его и будет смотреть на него так же, как Марфа. По-иному не могло и быть, думал он. Все-таки он богат, красив и уважаем. Что еще можно было пожелать? Ведь Марфа лезет из кожи вон, чтобы стать его женой. Отчего же Слава должна желать другого? Как-никак, все девки одинаковые. Для начала покапризничают, а потом ласковыми становятся, как кошки. Именно эти мысли витали в голове Артемьева весь последний месяц.

В тот вечер, едва Слава услышала скрежет ключа в замке, она затравленно обернулась к двери, отметив, как на пороге появился Федор, одетый в красный нарядный кафтан и темные штаны. Все эти мучительные месяцы, едва он появлялся на пороге ее спальни, она впадала в некое отрешенное безразличное состояние, позволяя Артемьеву делать все, что ему хочется. Знала, что только так, словно смотря на себя со стороны, сможет без ущерба для своей души и существа вытерпеть ласки ненавистного мучителя. А после его ухода она часами неистово молила Богов смилостивиться над нею и помочь.

На довольном лице Федора красовалась улыбка. Слава чуть отступила в угол, ощущая неприятный озноб, который пробежал по телу. Она приготовилась к предстоящему насилию и несколько раз глубоко вздохнула, зная, что должна выдержать притязания Артемьева и не показать, как ей противны его прикосновения. Она до сих пор помнила, что однажды позволила себе сказать правду о том, что его объятья ей ненавистны. Тогда он впал в ярость и ударил молодую женщину в грудь и по лицу. Испугавшись за детей в своем чреве, Слава тут же замолчала, боясь новых побоев. Федор остановился, решив, что достаточно проучил эту нахалку, но пленница хорошо запомнила урок и решила более не противиться своему тюремщику, чтобы не навредить малышам.

— Как ты, лебедушка? — спросил ласково он, проходя внутрь. Она промолчала и лишь поджала губы. Федор окинул ее подозрительным взглядом и, приблизившись, сказал: — Ну, не хочешь не говори. Ты опять не в духе? Смотри, я тебе гостинец принес.

Он достал небольшой перстень с желтым яхонтом и протянул ей. Слава никак не отреагировала на его жест, замерев у изразцовой печи и обхватив себя руками. Ее взгляд, ничего не выражающий и мрачный, как будто умер. Федор вздохнул и, положив перстень на сундук, стоящий неподалеку, вновь подошел к молодой женщине.

— Не нравится? — спросил он заискивающе. — Скажи, чего хочешь? Может, платья новые? Или шубку?

Слава сглотнула горький комок и прошептала:

— Позволь мне в церковь выходить.

Она знала, что неуправляемый, буйный Артемьев очень набожен. Однако совершать грехи Федор не боялся, ибо знал, что можно покаяться на исповеди, и поп отпустит все его прегрешения.

— Нет, — жестко отрезал он, а затем уже более спокойно добавил: — Когда станешь моей женой, будешь со мной ходить. Пока дома сиди.

Он приблизился к ней почти вплотную, и его рука прошлась по волосам девушки. Слава напряглась и прикрыла глаза. Она почувствовала его горячие губы сначала на своей щеке, потом на губах. Артемьев перенес ее на кровать, и его ласки стали более настойчивыми.

Спустя час Федор поднялся с девушки и перекатился в бок. Его рука нежно гладила обнаженную упругую грудь пленницы.

— Ты красива, как царевна какая, — произнес он любовно и, приподнявшись над нею, добавил: — Других девок я позабыл, как моею ты стала.

— Марфа любит тебя сильно и детишки у вас.

— И что же? Она меня уже извела своей ревностью. Липнет ко мне все время, да к себе заманивает.