Алана Инош - У сумрака зелёные глаза

Теперь я охотилась только на тех вампиров, которые убивали людей и беспредельничали. Когда боеприпасы начали подходить к концу, мне пришлось покупать их у другой группы охотников.

В те годы у меня было много мимолётных романчиков с девушками. С некоторыми доходило до постели, с другими не заходило дальше прогулок и поцелуйчиков. Но я навсегда запомнила вкус губ Эрики, ту сладкую тоску осеннего леса. Иногда она приходила ко мне во сне, говоря: «Я ждала тебя так много лет…» Меня всё сильнее тянуло вернуться в Берн и попробовать найти её, что я в конце концов и сделала.

Я сняла маленький загородный домик в стиле шале и отправилась на прогулку по вечернему городу. Чутьё подсказывало, что она всё ещё жила здесь: иногда у меня начинало колотиться сердце, когда прохладный ветер приносил запах свежести и печали. Мне казалось, будто Эрика наблюдает за мной из-за угла, но когда я резко оборачивалась — никого… К особняку я не приближалась из соображений осторожности: резиденция лорда должна была кишеть охраной.

После одной такой прогулки я возвращалась домой довольно поздно: уже совсем стемнело, шёл дождь. На крыльце я вдруг ощутила бешеное сердцебиение и присутствие кого-то знакомого в доме. Окно спальни приглушённо светилось. Нет, это не воры, подсказывало мне что-то…

По ступенькам я поднималась с небывалой слабостью в коленях. Ещё никогда в жизни я так не волновалась. Спальня была вся уставлена свечами разного калибра и формы, на полу алели лепестки роз, а на шёлковых простынях возлежала обнажённая спящая красавица. Я подошла к ней, дотронулась до волос. Сомкнутые ресницы дрогнули — значит, притворялась, чертовка.

— Давно ты тут отдыхаешь? — усмехнулась я, присаживаясь рядом.

Эрика открыла глаза и очаровательно надула губки.

— Хоть бы сказала, что ты рада меня видеть…

И вся соблазнительно изогнулась на постели, скользя по своей груди розовым бутоном. Её глаза сияли радостью и нетерпением, и я поняла: она ни на день обо мне не забывала.

— Как-то уж очень всё это… хм, стремительно, — пошутила я, обводя взглядом эту романтичную обстановку. Свечи, розовые лепестки, белый шёлк простыней — беспроигрышный вариант, и тому, кто скажет, что это — избито, я плюну в глаза. Это не избито, это — неувядающая классика.

Эрика возмущённо приподнялась на локте.

— Стремительно?! — вскричала она. — Да я видела тебя в снах чёртову кучу лет! Потом ты появилась на миг, мы поцеловались под зонтом, тебя ранили… и всё! — ты опять пропала ещё на одну чёртову кучу лет! По-моему, «прелюдия» была достаточно длинной. Я хочу с тобой в постель здесь и сейчас, и это не обсуждается! Иди ко мне!

Это прозвучало страстно, гневно, обиженно, требовательно и чертовски очаровательно. Когда прекрасная обнажённая девушка так приказывает — к чертям колебания, надо беспрекословно повиноваться, что я и сделала с радостью. Этой ночью мы не сомкнули глаз ни на минуту, кучей разных способов достигая пика блаженства снова и снова. За час до рассвета она уехала, пообещав, что вернётся на следующую ночь, а я ещё до полудня валялась в постели, любуясь засосами на теле и чувствуя себя счастливой идиоткой. И мне было плевать, что она — вампир, а я — охотница. Я влюбилась.

С наступлением темноты она вернулась, с порога впившись в мой рот поцелуем, и всё повторилось. Мы просто не могли насытиться друг другом, и не нужны были никакие слова.

Нет, конечно, мы не только занимались любовью. Где-то на пятый день, немного утолив чувственный голод, мы начали разговаривать, гулять, кататься по городу на машине, ходить в театр и в кино. Оказалось, мать Эрики была из России, и она знала этот язык довольно хорошо. Я поведала, что мой отчим тоже был русским (правда, с греческими корнями) — так называемым белоэмигрантом. К нашим забавам добавилось ещё и взаимное обучение: я с Эрикой вспоминала русский, который когда-то знала в совершенстве, но в отсутствие практики успела подзабыть, а её обучала греческому.

Наша идиллия продолжалась месяца три или четыре, пока у меня не подошли к концу деньги. Снова нужно было отправляться на «заработки», то есть, в казино, и мне пришлось уехать. Эрика не хотела меня отпускать, говоря, что у неё денег полно, нам хватит, но сидеть у неё на шее мне не хотелось.

Сыграла я тогда неудачно: хотела удвоить сумму, но вместо этого потеряла то, что успела выиграть. А когда я покинула казино — голодная, злая, на грани отчаяния — на улице мне что-то вонзилось в плечо. Это был дротик с какой-то дрянью, наподобие тех, какими усыпляют диких зверей. Огни вечерней улицы поплыли у меня перед глазами, дурнота подступила к горлу, потом страшно захотелось пить. Я едва доплелась до магазина, купила бутылку минеральной воды. Попила — как будто чуть полегчало.

Я знала, что для сведения счётов друг с другом у вампиров была в ходу не только грубая сила, но и коварство — яды, только до сих пор ещё никогда с этим не сталкивалась. Видимо, мне мстили за мою охотничью деятельность — другой причины в голову не приходило. Как быстро действует яд, сколько у меня времени? Неизвестность висела глухой пеленой. «Эрика, Эрика», — стучало в висках. Хоть успеть бы перед смертью ещё раз увидеть её, прильнуть к губам… Я решила рвануть обратно в Берн. Успею — не успею, но хотя бы попытаюсь…

Вести машину было тяжело, меня постоянно куда-то уносило. Приходилось останавливаться и пережидать приступы дурноты. Денег оставалось совсем мало — только на бензин едва хватало. Невидимой нитью меня вёл образ Эрики — её чудные волосы, молочная кожа, сладкие губы… Держаться, не умирать, доехать до неё, приказывала я себе.

Уже утром — я была всё ещё каким-то чудом жива — мне встретился на дороге голосующий парень с рюкзаком. Видно, он путешествовал автостопом. Я вела машину в таком состоянии, что сама рисковала разбиться, а брать ответственность ещё и за пассажира было бы просто преступлением, но что-то подсказывало мне: остановись. Я притормозила.

— Мне до Берна, — сказал парень — рыжий, веснушчатый, с длинными кроличьими зубами, в кепке и смешных жёлтых штанах. — Не подбросите?

— Садись, — сказала я.

Мы поехали. Я изо всех сил старалась делать бодрый вид, чтобы пассажир не заподозрил, что мне плохо, и у меня вроде бы с горем пополам получалось — покуда я молчала. Как назло, парень оказался не в меру разговорчивым — трещал без умолку о себе, о своей семье, об учёбе в колледже искусств, о страсти к путешествиям. Пытался он расспрашивать и меня, но мой язык еле ворочался во рту, и меня хватало только на односложные реплики. Разговор явно не клеился. Парень замолчал ненадолго, и я мысленно возблагодарила небеса, но не тут то было.