Хозяйка старой пасеки - Наталья Шнейдер

сама поймала вот этого большого и еще трех! А знаешь, как трудно вытащить, когда рыба дергается! Игнат показал, как держать удочку, и я всё делала сама!

Исправник склонился над ведром с самым строгим выражением лица, но я заметила, как дрогнул уголок его губ.

— Это не слишком подобающее занятие для благородной барышни.

Голос его был серьезен, и только блеск глаз выдавал улыбку.

— Ах, полно тебе! — отмахнулась Варенька. — А ты знаешь, что нужно подкормку делать? И что червяка насаживать нужно непременно вдоль?

— Неужели ты сама червяков насаживала?

— Нет. — Она смутилась, но снова вскинулась. — Зато я уже научилась верно держать удочку и чувствовать, когда рыба клюнула. И вытаскивать я сама научилась! А в следующий раз обязательно попробую и с червяками! Для науки можно и руки испачкать.

Стрельцов закашлялся. Мы переглянулись поверх головы девушки.

— И как же ты планируешь готовить… это? — Он кивнул на улов с таким видом, будто в ведре лежали лягушки.

— О! — Варенька на миг растерялась. — Ничего, мы с Глашей справимся! Правда, Глаша?

В ее голосе прозвучало столько восторга, что Стрельцов не выдержал, разулыбался вовсю.

Я оставила его с Варенькой и отправилась искать Герасима. Подходя к сараю, услышала оттуда суровый выговор Марьи Алексеевны.

— А я тебе говорю, рамы давно пора было выставить. Что значит «приказа не было»? Середина травня на дворе, а в доме до сих пор вторые рамы стоят.

— А если посреди травня снег пойдет? — не удержалась я, заходя в сарай.

На самом деле Марья Алексеевна была в чем-то права: вторые рамы по такому теплу уже лишние, да и окна следовало бы вымыть. И если бы только окна! Нужно кормить людей и скот.

— Куры! — вспомнила я. — Кто кормит кур⁈

Герасим озадаченно посмотрел на меня. Помотал головой, повел рукой, будто раскрывая двери. Похлопал руками как крыльями, несколько раз клюнул носом.

— Чего их кормить, сами себе еду найдут, — перевела Марья Алексеевна. — Травы да червей сейчас вдоволь.

— А хотя бы мешанки домашней? Да и скорлупу или мел хорошо бы давать. — Я задумалась, припоминая деревенское хозяйство. — Вечером кормить в курятнике нужно, чтобы они привыкали туда возвращаться. Иначе мы половину яиц не найдем, а вторую половину с тухлятиной обнаружим, когда наступим.

Герасим почесал в затылке и согласно кивнул: видимо, с проблемой поиска яиц по кустам он уже сталкивался.

— Ладно, о курах потом, — не стала продолжать я. — Герасим. Во-первых, сегодня должна прийти девочка-помощница. Дочка Прасковьи, Стеша. Знаешь ее?

Дворник энергично закивал.

— Хорошо. Позовешь меня, я с ней поговорю и назначу работу. — Я повернулась к Марье Алексеевне. — Там Варенька хвастается уловом.

— Есть чем хвастаться?

— Половина ведра. Будет у нас уха на ужин.

— И кулебяка на поминки, — постановила Марья Алексеевна. — Пойду начну, и ты приходи, займемся.

Ох, точно! Еще же похороны и поминки!

— Думаете, кто-то все-таки приедет? — засомневалась я.

— Северские точно приедут. Иван Михайлович. Что до остальных, не приедут — им же хуже, нам больше достанется. Я пока тестом займусь, а как Стеша придет, шли ее ко мне. Сходим с ней и с графом в деревню, купим всего, что нужно, а граф унесет.

Герасим кхекнул в кулак. Я тоже хихикнула, представив сиятельного графа с мешком продуктов на плече.

— А может, пристава своего даст, — не смутилась генеральша. — Ничего-ничего, есть не зазорно, значит, и носить не зазорно.

Она исчезла за дверью. Я достала из рукава сложенный чертеж.

— Герасим, мне нужно, чтобы ты кое-что смастерил.

Дворник осторожно взял в руки листок. Брови его взлетели чуть ли не до самых волос.

— Это улей, — пояснила я.

Герасим посмотрел на меня, покосился на дверь сарая, и мне показалось, что сейчас он снова побежит за доктором.

— Погоди. Вот смотри, сейчас на пасеке колоды, так? Часть — как солдаты на посту, часть уже завалились, как пьяные, но пчелы во многих еще живут. Чтобы достать мед, нужно вырезать соты. Наугад, не разберешь, где мед, а где личинки.

Дворник провел большим пальцем по горлу.

— Личинки погибают, да. И пчелам приходится тратить силы на восстановление гнезда вместо того, чтобы снова носить мед. Семьи слабеют, зимой голодают, вымерзают.

Про необходимость периодического осмотра семьи, пожалуй, упоминать рановато.

— А иной раз и вовсе улей разбирать приходится, чтобы мед добыть, и вся семья гибнет. Жалко.

Герасим тяжело вздохнул. Развел руками, дескать, жалко, но что поделаешь.

— Смотри. — Я присела на корточки, разложив чертеж на полу. — Вот корпус.

Подобрала четыре обрезка доски, пахнущих пылью, составила их в короб.

— Внутри — направляющие. — Я приложила рейки друг напротив друга. — На них ложатся рамки. — Я снова ткнула в рисунок. Подобрала еще обрезков, сложила на полу рамку. — Верхняя дощечка чуть подлиннее, чтобы легла на направляющие. Между стенками улья и краями рамки должно быть расстояние, чтобы пчелы могли свободно передвигаться. Примерно с палец.

Герасим склонился к рисунку.

— На рамку натягиваешь проволоку и прикрепляешь вощину. Такой тонкий лист из воска.

Дворник озадаченно наклонил голову.

— Зачем это надо? — вслух перевела я. — Теперь пчелы будут строить соты на рамках.

Дворник нахмурился, а я продолжала объяснять:

— Когда тебе нужен мед, просто достаешь рамку, вот так. — Я вставила в «корпус» сложенный листок и вытащила его. — Достаешь, а не срезаешь. Смотришь. Соты с медом — белые, полупросвечивают. С расплодом — ярко-желтые, непрозрачные. Если расплода много, такие соты лучше не трогать. А если на рамке расплода немного, можно срезать крышечки с медовых сот и забрать мед, а личинок не трогать. И, самое главное после того, как забираем мед, рамку с сотами можно просто вернуть на место.

Дворник разулыбался.

— Вижу, ты понял. Гнездо разорять не придется, и пчелы не станут тратить силы на его восстановление.

Он ткнул пальцем в чертеж, потом в макет на полу.

— Да, это еще не все. Вверху нужна крышка. В стенке — регулируемый леток. И выдвижной поддон, для уборки. Все понятно?