Поваренная книга волшебной академии - Лариса Петровичева

меня новые путы. Как это мило, как трогательно — жаль, что совершенно бесполезно. Мысли путались, чувства отступали. Теперь не змея поднималась во мне — теперь я сама была этой змеей, и вряд ли кто-то из людей в этом зале смог бы меня удержать.

Хенрик поднялся было из кресла и тотчас же рухнул обратно после удара дымной плетью. Глаза принца сделались похожими на мутное стекло. Второй удар ушел к королю, и я заметила, как такие же плети идут от рук Винтеркорна: охватывают Джона, дергают назад, и он падает на паркет, словно сломанная игрушка, надоевшая хозяину.

Зал наполняли вопли ужаса. Кто-то бежал к дверям, кто-то прятался за креслами — Джон лежал неподвижно, от его головы расползалась лужица крови, а в безжизненно разжавшихся пальцах сверкало бесполезное серебро артефакта.

Винтеркорн поправил галстук. Уважительно кивнул Дастину — тот поднялся со своего места и невесомым шагом танцора вышел вперед. Меня медленно опустило на пол — паркет ткнулся в ноги, я качнулась, пытаясь устоять.

Откуда-то со стороны проявился клацающий звук — я удивленно поняла, что это стучали зубы Просперо Конти. Джон лежал на полу, и я повторяла про себя: не кричать, не кричать, все хорошо. Он жив — это просто спектакль, и скоро все закончится.

Я хотела в это поверить.

И не могла.

Здесь столько магов — почему никто даже не попытался меня остановить? Нет — столпились, словно овцы перед мясником, смотрят, хлопая глазами. Один из поваров только осмелел — вытянул вперед руку, нож в ней трясся так, что было ясно: он ничего не сможет им сделать.

— Многоуважаемые мирры, — Дастин поклонился магам, и его улыбка сверкала, словно у актера на сцене. — Хочу представить вам миррин Морави, мою помощницу. И прошу вас засвидетельствовать передачу власти в связи с кончиной его величества и его высочества.

Джон лежал неподвижно. Кончики его пальцев потемнели. Во мне ожил даже не страх — чистый безграничный ужас. Вновь вспомнив тренировки с Анжелиной, я постаралась взять себя в руки — чутье подсказывало, что именно для этого они и были нужны. Я должна была быть спокойной и уравновешенной, чтобы больше никто не пострадал — сила, которая пульсировала в груди, требовала выхода. Ей хотелось снова выплеснуться дымными плетьми, найти новые жертвы, наполнить рот соленой кровью.

Тихо. Перестань.

Змея опустила голову. Прикрыла глаза.

— Мирр Конти, — Дастин улыбнулся, и я увидела, как над телами короля и принца заструились тонкие золотые нити. — Не надо так дрожать. Просто расскажите о том, что вы видите.

Джон был мертв. Я зажмурилась, не желая смотреть — и открыла глаза, потому что должна была его видеть. Но как же так? Ты ведь говорил, что все это не по-настоящему, что король все знает и просто согласился устроить этот спектакль, чтобы взять Дастина с поличным. А теперь ты лежишь на паркете, и я вижу твою кровь и не слышу биения сердца. У всех в этом зале сердца так и скачут — а твое молчит.

Тихо. Тихо.

Конти от страха не мог подняться с кресла — Дастин кивнул собравшимся, и мужчина в темно-зеленом костюме, который стоял чуть в стороне, прошел к министру и, деликатно взяв его под руку, помог подняться и провел к телу короля. Конти едва шел — ноги заплетались. Наверно, он никогда не видел дворцового переворота.

— Они… его величество… — пробормотал он. — Они мертвы.

В этот момент Джон шевельнулся на полу.

* * *

Джон

Заметив, что я дернул рукой, Винтеркорн нагнулся ко мне, всматриваясь в пластинку артефакта. Я с нескрываемым удовольствием увидел, как по его лицу расползается изумление — пластинка была пустой. Ни одного значка, ни единой руны, просто отвлекающий маневр.

Артефакт ректора Сомерсета был в другой руке — и я отправил его в холеную физиономию Винтеркорна.

Арно замер, не в силах отвести взгляда от серебра, не сопротивляясь. Кожа на его лбу треснула, по лицу заструилась кровь, глаза потемнели. В ту же минуту артефакт сработал — отшвырнул Винтеркона в сторону, на мгновение проявив его подлинный жуткий облик под маской светского щеголя: почерневший череп, прилипшие редкие волосы, туман в провалах глазниц. Винтеркорн прокатился по полу, сразу же поднялся на ноги и, проковыляв несколько шагов, снова рухнул на паркет.

— Не… не выходит, — пробормотал он. — Не получается…

— Разумеется! — с довольным видом ответил я. Надо было встать — ни к чему валяться на полу в финале пьесы. Кажется, когда занавес закроется, мы выйдем из-за него живыми. — Это Путы Сомерсета, его личная разработка. Утопит и похоронит любую магию. Снять их может только владелец, а я этого не сделаю, сами понимаете. Поживите пока просто так, обычным человеком.

Винтеркорн слепо дотронулся до лица, размазывая кровь. Я ждал, что он жалобно заскулит, словно побитая собака — но он не издал ни звука. Что ж, достоинства ему было не занимать: вряд ли кто-то из магов примет утрату своей магии без воплей и истерик.

Майя всхлипнула. В ее широко распахнутых глазах сейчас не было ничего, кроме радости. Молодец, девочка, молодец! Контролировала себя до последней минуты — тренировки с Анжелиной пошли на пользу, если бы Майя не держала равновесие, то ее плети задели бы людей в зале, а ни у кого, кроме короля и принца, не было от них защиты.

Дастин смотрел на меня неотрывно. Винтеркорн ударил меня оглушающим заклинанием, но не убил — значит, ректор Королевской академии был нужен живым. Это правильно: сильными волшебниками не разбрасываются. Я машинально отметил, что пончики в кастрюльке Майи уже приготовились, но вряд ли у кого-то из собравшихся в зале сегодня будет хороший аппетит.

— Мирр Конти, вы подтверждаете? — уточнил я. — Личные нити мирра Дастина в заклинаниях некромантки, которые убили короля и принца?

У министра хватило сил, чтобы кивнуть. Его величество правильно решил, что не стоит заранее открывать ему правду: Конти должен был выглядеть по-настоящему шокированным, а не изображать шок.

— И я подтверждайт, — Бинья со вздохом выбрался из-за поваленных кресел, отряхнул сюртук и произнес: — Этот маневр мне дорогого стоиль, когда эти тураки бросились бежат. Та! Это личные нити принца, и это есть спланированное убийство и захват власти.

Дастин презрительно посмотрел на Модеста — пусть говорят, что хотят, цареубийство не грех, когда достигает успеха. А вот в успехе мероприятия уже появились сомнения: я увидел, как шевельнулся Хенрик, и произнес:

— По счастью, все живы. Миррин Морави била, не шутя, но у его величества