Разрушение кокона - Тан Ци

густые ресницы слегка опускались, чуть трепеща, а затем медленно поднимались, словно бабочки, уверенные в красоте своих крыльев и оттого неохотно их складывающие, а затем раскрывающие – медленно, дразняще, искушающе. Вот как она улыбалась.

Глаза третьего принца вдруг потемнели.

Разумеется, княжна была необычайно прекрасна, но из-за ее юного возраста окружающие, возможно, все еще считали ее ребенком. Когда он впервые с ней встретился, то подобно всем остальным любовался ею, как любуются изумительно красивой девочкой. Когда же он увидел в ней не ребенка, а соблазнительную девушку? По правде говоря, она нечасто бывала соблазнительной, а когда становилась таковой, то сама едва ли это сознавала. Но подобное неосознанное очарование поистине волновало еще сильнее.

Заметив, что молчание затянулось, наставник государства, который все еще хотел спросить генерала о княжне, осторожно его позвал:

– Ваше высочество?

Третий принц отвел взгляд, но все еще казался ошеломленным. Спустя время он вдруг улыбнулся, легонько постучал веером по подлокотнику своего сиденья и спросил:

– Ты знаешь, как называется макияж у нее на лице?

Наставник государства пришел в замешательство. Он ожидал, что третий принц захочет обсудить с ним, как расспросить княжну о семенах красного лотоса. Этот совершенно не относящийся к делу вопрос сбил его с толку. Спустя, казалось, целую вечность Су Цзи неуверенно уточнил:

– Вы спрашиваете про… макияж княжны Хунъюй?

Третий принц медленно произнес это имя, будто пробуя его на вкус:

– Хунъюй.

Растерянный наставник государства долго вглядывался в далекую фигуру княжны и ответил, исходя из своего опыта, приобретенного во время служения покойному императору и его необъятному гарему:

– Макияж… Макияж упавшего цветка сливы?..

– Макияж упавшего цветка сливы?[87] Душа чиста что лед, дух благороден что снега[88], растаял в воздухе небесный аромат. Довольно росчерка румян – как сливы лепестка, чтоб теплым показался зимний хлад… – Третий принц улыбнулся. – Это ей очень подходит.

Хотя наставник государства и был даосом, его познаний в литературе хватило, чтобы смутно понять: эти строфы, восхвалявшие сливу, на самом деле описывали красоту человека. Когда Су Цзи снова взглянул на поле, у него дернулся глаз. Сияющее лицо белее снега, алая точка – цветок сорванной ветром сливы. Не она ли оживила это неописуемо прекрасное, холодное, словно лед и снег, лицо?

Великий генерал встал, словно собираясь уходить.

У наставника государства снова дернулся глаз. Су Цзи не мог не сделать шаг вперед и искренне напомнить:

– Ваше высочество, вы ведь ждали здесь не для того, чтобы похвалить красоту княжны? Вы прождали так долго для того, чтобы кое-что у нее спросить, не так ли?

Третий принц даже не повернул голову.

– В другой раз.

Сгустились сумерки. Наставник государства остался один в полумраке, решительно ничего не понимая.

Глава 10

В тот вечер состоялся пир, но Чэн Юй на нем не появилась. Император приехал в угодья Извилистых потоков, чтобы провести лето с радостью и удовольствием, поэтому время от времени устраивал пиры для приближенных. На таких застольях, как правило, происходило все, что призвано усладить взор и слух гостей: выступали танцоры, пели певцы, а приглашенные умельцы показывали трюки. Император знал, что Чэн Юй по душе такие увеселения, однако в тот день она не пришла. Раздраженный, он усмехнулся и сказал евнуху Шэню:

– Надо же, она сообразила от меня спрятаться.

Евнух Шэнь попытался сгладить ситуацию:

– Юная княжна, верно, мучается угрызениями совести.

На следующий день великая вдовствующая императрица собрала принцесс и дочерей знатных семейств, чтобы посмотреть представление. Император как раз закончил обсуждение дел с чиновниками, и великая вдовствующая императрица также прислала к нему слугу с приглашением. Таким образом, государь вместе с несколькими приближенными отправился к бабушке. По дороге им встретился княжич Личуаня, Цзи Минфэн, и его величество счел разумным взять его с собой.

Когда они пришли на место, император быстро окинул взглядом места для зрителей и, к своему удивлению, не обнаружил среди собравшихся Чэн Юй. Его величество недоуменно поинтересовался у евнуха Шэня:

– Выходит, она вовсе и не прячется от меня. Маленькая проказница даже любимые представления оставила без внимания, неужели нрав ее переменился?

Евнух Шэнь был человеком внимательным и никогда не спешил судить о том, в чем не был уверен, поэтому лишь осторожно предложил:

– Этому старому рабу до́лжно справиться о причинах?

Помимо так удачно подвернувшегося княжича Личуаня, императора сопровождало еще несколько высокопоставленных чиновников, с которыми он недавно обсуждал дела. То были великий генерал, левый и правый советники, главы ведомств чинов, церемоний и общественных работ, а также наставник государства.

У нынешнего императора во внутреннем дворе царили тишь да благодать, потрясений в его семейной жизни тоже не предвиделось, а выбор домашних забот был крайне скуден: выдать замуж очередную сестру или выдать замуж очередную сестру. Оттого его величество не стеснялся обсуждать семейные дела при чиновниках внешнего двора. Однако эти самые чиновники в свою очередь не шибко стремились обсуждать с императором его семейные дела, поэтому Чэн Юню только и оставалось, что болтать о них с евнухом Шэнем.

Но сегодня великий генерал вдруг выразил свое ценное мнение:

– Не заболела ли она, часом?

Все при дворе знали, что генерал – двоюродный брат девятнадцатой принцессы Яньлань. Услышав вопрос генерала, который обычно не любил вмешиваться в чужие дела, а сегодня вдруг ими озаботился, все присутствующие подумали, что император упомянул именно принцессу Яньлань.

Его величество, очевидно, пришел к тому же выводу, поэтому ответил Лянь Суну:

– Не волнуйтесь, мой дорогой генерал, с Яньлань все в порядке.

«Дорогой генерал» поднял на императора взгляд и будто бы с недоумением молвил:

– Разве вы только что говорили не о княжне Хунъюй?

На лице Цзи Минфэна, который все это время молча стоял в сторонке, появилось явное замешательство, и он вперил взгляд в Лянь Суна. Ошарашенному столь прямолинейным вопросом императору только и оставалось, что сказать:

– Я и впрямь говорил о Хунъюй. – Он удивленно добавил: – Но как вы об этом догадались?

Генерал невозмутимо ответил:

– Ваш подданный лишь предположил. – И задумчиво продолжил: – Княжне нравятся застолья и представления, однако она не появилась ни вчера на пиру, ни сегодня, – генерал чуть опустил взгляд, – поэтому вашему подданному думается, что она заболела.

Княжич Личуаня, глядя на Лянь Суна, чуть заметно нахмурился. Чэн Юнь тоже сдвинул брови, но едва ли государя и его генерала озаботило одно и то же. Император заметил:

– Вчера днем она вовсю носилась по игровому полю верхом, и я не заметил за ней