Варвар-пришелец - Руби Диксон

и довольна. Поэтому я решаю осторожно углубиться в эту тему. Положив подбородок ему на грудь, спрашиваю, как ни в чем не бывало:

– Тебя беспокоит, что я вызвалась с тобой на охоту?

Я чувствую, как он напрягается.

– Почему ты так думаешь?

– Просто хочу убедиться, что у нас все в порядке. Ты сегодня какой-то отстраненный.

Он прижимает меня крепче.

– Я рад, что ты со мной. Просто не знаю, не эгоистично ли это с моей стороны.

– Почему это должно быть эгоистично? – я приподнимаюсь, чтобы посмотреть ему в глаза. Его губы набухли от удовольствия и приобрели темно-синий оттенок, который заставляет мое тело сжиматься от вожделения.

Он скользит рукой по моей спине.

– Потому что для тебя безопаснее оставаться в племени. Тебя тошнило сегодня утром. Что, если ты заболеешь, когда мы будем на охоте? А в племени есть целительница.

Я уже думала об этом, но все равно предпочла остаться с ним, чем быть в безопасности пещер.

– Тогда ты засунешь мне в рот пучок целебных трав и позволишь кхуйи сделать свою работу. Я заботилась о тебе, когда ты сломал ногу, помнишь? Тогда ты не обращался со мной как с хрустальным бокалом.

– Тогда ты не была беременна и тебя не тошнило, – отвечает он.

Я показываю ему язык.

– Я серьезно. Ты – человек в чуждом для тебя мире. Я беспокоюсь, что все это будет слишком тяжело для тебя.

Я закатываю глаза.

– Это и не твой мир, приятель, вы – са-кхуйи – тоже застряли здесь. Помнишь пещеру предков? Но вы приспособились. Что касается рвоты, она называется утренней тошнотой и случается с большинством человеческих женщин, когда они беременны. Это должно пройти через пару месяцев. А до тех пор мне просто нужно обращать внимание на то, что ем по утрам, и избегать еды, которая вызывает тошноту, – я пожимаю плечами. – Я не собираюсь лежать в постели и ждать, пока все пройдет. Са-кхуйи вынашивают ребенка три года, а значит, это может грозить и мне. Я не собираюсь сидеть у костра…

– И ковырять в носу. Я помню, ты уже говорила об этом.

Я сдерживаю смех.

– Совершенно верно. Я здесь, с тобой, и счастлива как никогда. Хотя нет, беру свои слова обратно. Я была бы еще счастливее, если бы ты изобразил улыбку на своем лице, – я щекочу его ребра. Он ведь боится щекотки, не так ли?

Раахош только озадаченно хлопает глазами.

– Что ты делаешь?

– Мерзавец, ты совсем не боишься щекотки? – я сильнее щекочу его бока. – Это несправедливо!

– Это должно что-то вызвать?

– Да, – раздраженно ворчу я. – Твои бока должны быть…

Его руки скользят по моим бокам, и он щекочет меня в ответ.

Я кричу, как будто меня убивают, и отползаю в сторону.

– Нет!

Раахош смеется надо мной, жестокий варвар, и удерживает на месте.

– Новое оружие в борьбе с моей парой? – его пальцы скользят по моим бокам, и я кричу от смеха, извиваясь и отчаянно пытаясь освободиться.

– Ты боишься щекотки, Лиз?

– Неееет! – кричу я, продолжая смеяться до боли в животе. – Нет, нет, нет! Остановись, остановись!

Однако он не останавливается. Он продолжает щекотать меня, пока щекотка не перерастает в возбуждение, и я не начинаю стонать. Он тоже стонет, и вместо того, чтобы щекотать мои бока, обхватывает мою грудь и дразнит соски.

– Разве щекотка приводит к возбуждению?

Я просто продолжаю стонать, измученная и обессилевшая.

– А теперь, – бормочет он, и в его глазах появляется дьявольский блеск. – Мы сыграем в одну игру, – он пожирает меня взглядом.

Вот черт, почему это так возбуждает? Моя киска напрягается.

– В какую?

Раахош поднимается и садится на окаменелое бревно, которое притащила в пещеру какая-то добрая душа, стремившаяся сделать это место чуть более уютным. Его член, твердый и возбужденный, стоит по стойке смирно, и я вижу капли смазки на головке, которая, как и его губы, голубого оттенка. Волна возбуждения накрывает меня.

– У меня кое-что замерзло, – говорит он, указывая на член. – Ты можешь согреть его для меня?

Хитрый ублюдок. Он использует все мои игры против меня, и я никогда в жизни не была так возбуждена.

Я медленно поднимаюсь, мои колени все еще дрожат, и подхожу к своей паре. Он такой привлекательный, мой Раахош. Меня не волнуют его шрамы или сломанный, кривой рог. Его горящие глаза так прекрасны, и я обожаю дикую искорку в них, когда он смотрит с благоговением на меня. Он притягивает меня к себе и зарывается лицом в мою грудь. Я запускаю пальцы в его густую гриву.

– Повернись, – просит он.

– Я думала, ты хотел, чтобы… – я указываю на его член.

Он кивает.

– Ты можешь согреть его, сидя на нем.

Я стону, потому что знаю, если оседлаю Раахоша, повернувшись к нему спиной, его шпора упрется в мою задницу и усилит удовольствие в тысячу раз. И теперь, когда он озвучил это, я хочу этого больше, чем когда-либо, и позволяю усадить себя к нему на колени. Когда его член проникает в меня, такой большой, толстый и такой восхитительный, мне хочется плакать от удовольствия. Сантиметр за сантиметром я скольжу вниз по его твердой ребристой поверхности и, почувствовав, что шпора упирается мне в задницу, понимаю, что вобрала его почти целиком.

Я задыхаюсь и через мгновение полностью сажусь на него. Раахош кладет руку мне на живот и… не двигается.

– Раахош? – извиваюсь я.

– Тише, – шепчет он, целуя меня в плечо. – Ты согреваешь его для меня.

Раахош

Если моя пара хочет поиграть, мы поиграем.

Я крепко прижимаю ее к себе, зачарованный новой позой. Ее идея о том, чтобы я согрел ее влагалище своим лицом, породила во мне новую фантазию, и вот моя пара отчаянно извивается на моем члене, будто пытаясь убежать. Но стоны, которые она издает, и дрожь в ее теле говорят мне, что на самом деле она никуда не торопится, а получает от этого удовольствие.

И я тоже.

Оставаться неподвижным, пока Лиз сидит на моем члене – сложно. Но я получаю не меньше удовольствия, наблюдая за ней: за тем, как она тяжело дышит и извивается. Это побуждает оставаться в таком положении как можно дольше, чтобы растянуть удовольствие.

– Раахош, – умоляет Лиз. – Двигайся.

– Двигаться? – я притворяюсь, будто обдумываю это. Ее влагалище плотно обхватывает мой член, а моя шпора упирается в ее задницу. Я чувствую каждую вибрацию, каждое движение ее тела. Ощущения просто невероятные… но самое приятное – ее реакция. – Я думал, ты