Хамелеонша (СИ) - Медная Варя

Первый отпрыгивает, выпуская горловину. А в следующий миг Артур опрокидывает меня на пол, прикрывая собой. Балки падают, складываясь домиком и осыпая его горящими углями. Наши вопли мешаются, заглушаемые ревом огня.

— Бежим, здесь кончено! — доносится откуда-то из другой жизни, и сапоги спешно удаляются.

Странно, что после всего я опасаюсь воды, а вовсе не пламени…

Я открыла глаза, щиплющие вновь разожженными углями гнева, всё ещё чувствуя на себе тлеющее платье и слыша запах горелой плоти и волос моего брата. В комнатушке холодно, и капли дробно барабанят по крыше, дети сопят. Тут какой-то новый мягкий звук, вынувший меня из воспоминаний, повторяется, вплетаясь в песню ливня со стороны окна. Что-то ударилось о холстину. Вот, снова! Рядом шевельнулись. Раэли откинула одеяло, воровато оглянулась на меня и на цыпочках подбежала к окну. Из-под полуопущенных ресниц я наблюдала, как она сняла холстину с одного конца и высунулась наружу.

— Ополоумел в такую непогоду?

Шум снаружи заглушил ответ невидимого собеседника, но мне почудились умоляющие нотки, к которым присоединились стенания дождя.

— Да ни за что! Месяц он подождать не могёт, неймется ему, видите ли!

— ….

— Ладно… нет, не там, в сарае жди.

Ещё раз обернувшись на меня, девушка перекинула ногу через подоконник и вылезла наружу, спеша на ночное свидание, судя по ответам, с Виллемом и, судя по ловкости движений, далеко не впервые таким способом.

После её ухода я ещё какое-то время лежала, раздумывая. В голове начала созревать идея.

«Любой ценой», — беззвучно повторила я и, глянув на крепко спящих, несмотря на грозу, детей и зажатого чуть ли не под мышкой у Олли вульписа, потянулась за платьем. Нужно по горячим следам обыскать вещи Бодуэна, но даже если он сейчас спит, велика вероятность, что проснется и застигнет меня на месте преступления. И тогда любая версия, объясняющая, что я делаю ночью в его комнате, прозвучит неубедительно. Любая, кроме одной. Итак, я собиралась совершить то, что делала Мод, от чего предостерегал Тесий, и за что Людо бы меня… Мысль о брате заставила передернуться. Он не узнает, пообещала я себе.

Из болтовни фрейлин за работой удалось почерпнуть, что мужчины после совместной ночи обыкновенно быстро засыпают или становятся благодушными и словоохотливыми, а порой и то и другое. Вот бы Бодуэн к последнему типу относился. Может, тогда и обыскивать не придется… Я не заметила, как за этими мыслями оделась. Запоздало пришло в голову, что для задуманного требуется как раз раздеться, но перспектива заявиться к Бодуэну в одной камизе вызывала икоту. Нож я, поколебавшись, оставила под валиком, как ни заманчива была идея зарезать регента во сне.

Комнаты были разделены ведущей на первый этаж лестницей. Я шла осторожно, прикрывая свечу от сквозняка ладонью и замирая, когда дом сотрясался очередным раскатом грома, отзывавшимся дрожанием половиц и дребезжанием посуды где-то внизу. Перед соседней дверью немного помешкала и вошла без стука.

Бодуэн не спал. Он снял затягивавшую окно холстину, оставив её висеть на левом гвоздике, и смотрел на иссекаемый дождем пейзаж снаружи. Ручьи и речушки стекали с черных зубьев гор пенной слюной, ветер низко пригибал к земле кустарники, с силой чесал траву, а капли дождя застывали в частых вспышках молний, как нарисованные, словно страшась небесного гнева. Бодуэн обернулся на звук, но не произнес ни слова. Он не удивился — будто ждал меня. Глупости, как он мог ждать, если даже я не знала до последнего, что приду? Я плотно притворила дверь и снова повернулась. В этот момент огромная раскаленная добела ветвь хлестнула небо, протянувшись искристыми сучьями почти до земли, и выкрасила фигуру в окне в мертвенно-бледный под оглушительный болезненный рев грома.

Плошка со свечой задрожала. Я придержала её другой рукой и шагнула вперед. Что сказать? Как начать? Наверное, нужно вести себя соблазнительно, чтобы сразу дать понять, зачем я пришла, а, с другой стороны, Праматерь, как же отвратительно, когда мужчина понимает, что женщина пришла с таким намерением. И… и вообще, соблазнительно, это как?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Вы знаете, зачем я здесь, — начала я без обиняков.

Бодуэн неторопливо провел ладонью по высокому подоконнику, собирая морось, присел на него лицом ко мне и скрестил руки на груди.

— Положим, догадываюсь.

Догадываюсь? И что это значит? Какой мутный раздражающий ответ! Палец обожгло брызнувшей свечной слезой. Я тщательно счистила сальный кружок, набрала в грудь побольше воздуха и выдавила срывающимся от отвращения голосом, надеясь, что он примет это за волнение страсти.

— Я полюбила вас с первого взгляда…

Небо сотряс грозовой аккорд, подчеркнув драматизм признания.

— Продолжайте.

— И… п-поэтому хочу принадлежать вам без остатка. — Наступившую паузу заполнил нарастающий рокот грома, а молния облекла моего слушателя холодным пепельным ореолом. — Только вы можете погасить терзающий меня огонь, — докончила я, припоминая дословную фразу из романа, который недавно читали вслух в рабочей комнате, пользуясь отлучкой Рогнеды.

— Погасить? — уточнил Бодуэн.

— Погасить, — кивнула я.

— Может быть, утолить?

— Погасить, утолить — какая разница! — раздраженно заметила я. — Вы поняли, о чем речь.

Последовало недолгое молчание.

— Да, думаю, понял, — негромко произнес он, — и не могу доле заставлять изнывающую от желания девушку ждать. — И добавил резким холодным голосом: — Раздевайтесь!

Я вздрогнула, но не подала вида. Оглянувшись по сторонам, примостила свечу на сундук, использовавшийся хозяевами и для хранения вещей, и как стол, и как сидение, и помедлила, не зная, с чего начать. Вот и все, пути назад нет. До этого момента ситуация ещё была поправима. Застав его бодрствующим, я могла отступить, выдумать сотню причин своему появлению в неурочный час: нужна его помощь, страшно из-за грозы, кажется, внизу плакала Зои… Но теперь поздно.

— Выйдите на середину комнаты, там вас плохо видно.

Я сделала, как было велено, и принялась расшнуровывать правый рукав, рассеянно радуясь, что все-таки оделась — хоть какая-то отсрочка, — и припоминая томную пластику Мод. Даже наедине с собой она раздевалась так, будто дразнила мужчину. Скопировать бы… Однако в моих нервных деревянных движениях не было ничего от её тягучей грации. Завязки никак не поддавались. Я все боролась с ними, сглатывая комок в горле. Сидит и молча смотрит, хоть бы помог… Праматерь, о чем я! Нет уж, пусть лучше остается на месте и никогда ко мне не приближается! Как же хочется обратно, к Людо…

Я подавила всхлип. Пальцы дрожали, соскальзывая с гладкого шнурка, замерзшие кончики онемели. В ярких вспышках молний вышивка на моем наряде трепетала серебристой паутиной. Наконец, я справилась с одним рукавом, зло бросила его на пол и принялась за второй. Он поддавался так же тяжело.

Гремела крыша, помаргивала свеча, Бодуэн никак не комментировал и продолжал рассматривать меня с тем же непроницаемым выражением, в котором изредка мелькало что-то похожее на презрение. Наконец, ему надоело наблюдать за моими неуклюжими потугами.

— Хватит, — вполголоса приказал он, поднимаясь с подоконника. — Просто обопрись о стену, задери подол и расставь ноги пошире.

Я медленно отпустила рукав, отсчитала три удара сердца… и рванула к выходу.

Бодуэн нагнал меня по-звериному бесшумно и, опередив, врезался спиной в закрытую дверь, а я врезалась ему в грудь и тут же принялась колотить по ней и отпихивать его, пытаясь дотянуться до ручки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Выпустите! Не смейте прикасаться!! Не трогайте!!!

Удары грома сыпались очередями, вторя крикам и заглушая окончание.

— В чем дело, Лора? — ядовито прошипел он, схватив меня за локти. — Только что вы сгорали от страсти. Ваш напор распалил во мне ответный огонь!

Я вырывалась, как бесноватая, задыхаясь под упавшими на лицо волосами.

— Да лучше я сдохну!! Чтоб вас Ваалу утащил! Чтоб вам рожу проказой разъело! Чтоб вам кол в кишки всадили, и ваши же звери всей стаей отымели! Чтоб вы… — следующий вопль потонул в оглушительном раскате грома, а вспышка молнии утопила округу в слепящем рассвете, выбелив комнату и превратив Бодуэна в живую мраморную статую, я же продолжала дергаться, извиваться и поливать его всеми известными и только что придуманными проклятиями и ругательствами.