Ольга Смирнова - Случайное добро

— Начальник подрядной организации. Михаил.

Елена Ивановна выглядела озадаченной.

— Но… позвольте, начальника зовут Артем. Вот он.

Она указала на красноносого. Тот кивнул и протянул руку для приветствия:

— Артем Викторович Васюков. Очень приятно.

— А мне-то как… — пробормотал сбитый с толку Матвей, после некоторой заминки пожимая руку.

— Так что там с вашим Михаилом? Где вы его встретили? Да еще мой телефон дали?

Матвей рассказал, как было дело, старательно вспоминая все мелочи, которые могли бы помочь изобличить самозванца.

— Вы его и в кабинет мой пустили? — ужаснулась Елена Ивановна. — Боги! Там же… документы! Там же… столько всего! Простите меня.

Она ринулась проверять, не пропало ли чего важного. Мужчины остались вдвоём, и повисла неловкая пауза. Матвей, чувствуя себя виноватым во всех бедах, даже ещё не случившихся, мысленно посыпал голову пеплом и придумывал себе оправдания, а красноносый с интересом осматривал стены.

— Мда… работы здесь много, — резюмировал он. — Но думаю, в два месяца уложимся. Если что, в две смены работать будем.

Матвей его не слышал, он яростно спорил с самим собой. Мог ли он понять, что Михаил водит его за нос? Мог. Надо было только спросить документы, подтверждающие личность.

Но постойте, при чем здесь личность и должность? В паспорте же не написано, кем этот трижды проклятый Михаил работает? Но зачем было затевать этот маскарад? Еще и самокат притащил. Если бы Матвею не вспомнился тот самокат из детства, он был бы бдительнее, а так размяк, утонул в неприятных воспоминаниях и как следствие оплошал. Вот стыд-то!

Что теперь скажут окружающие? Как в глаза коллегам смотреть после этакого?

Ожидание становилось все более невыносимым, и, не выдержав, Матвей сорвался следом за Еленой Ивановной, что, конечно, было очень невежливо по отношению к красноносому. Поэтому, сделав два шага, Матвей притормозил, обернулся и скороговоркой выпалил извинения. И понесся дальше.

Дверь в кабинет Елены Ивановны была закрыта. Еле слышно постучавшись, Матвей услышал «Заходите» и вошел.

— Вам очень повезло. Все на месте, — сообщила директор, и у Матвея отлегло от сердца. Он сглотнул и произнес слабым голосом:

— Я… мне нет оправдания.

Матвей еще долго извинялся, лепетал что-то, но Елена Ивановна слушать его не желала. Она что-то искала в ящике стола. Оказалось, блокнот и ручку. Вручив все это Матвею, она велела:

— Напишите все, как было. А я пока охрану поспрашиваю. Кто-то же должен был видеть этого мужчину. И камеры надо просмотреть. И защита на здании стоит, вроде. Как он сюда вообще проник?

Пока Матвей писал, едва удерживаясь от того, чтобы сгрызть кончик ручки, Елена Ивановна подняла на уши охрану, приказала проверить записи с камер, состояние защитного заклинания и записи в журналах. Выяснилось, что никто ничего не видел, на камерах ничего не зафиксировано, защитный купол не взломан и нет никаких следов, что его пытались взломать.

Но Матвей видел! Собственными глазами! Видел, и все тут. Разговаривал, шел рядом.

— Кто-нибудь еще вас видел? — тоном, показавшимся Матвею крайне унизительным, допрашивал его начальник охраны. — Кто-нибудь шел мимо, когда вы направлялись в кабинет Елены Ивановны?

Матвей краснел, мялся, вспоминал и наконец с робкой надеждой предположил, что одна коллега могла видеть. Позвонили Елене Александровне. Увы, она ничего не заметила. Да, она встретила Матвея, когда уходила, но он был один.

— Видимо, в этот момент Михаил в кабинете был, — сказал Матвей, понурившись. — Мы недолго разговаривали — минуту, не больше. Как раз это время злодей в кабинете и пробыл.

Начальник охраны сверлил допрашиваемого подозрительным взглядом. Матвей, сидящий на шатком стуле посреди почти пустого кабинета, мучился, потел, дрожал и всей душой желал, чтобы этого дня никогда не было. Чтобы и его, неудачника и слабака, сына такого же неудачника, никогда не было тоже. Ну почему жизнь всегда такая непутевая, почему именно ему достаются все шишки и тычки, все неловкости и глупости?

«Да, я виноват! Виноват во всем на свете! — хотелось заорать во всё горло. — Убить меня теперь за это, что ли? Отстаньте, отпустите! Я так устал, так устал, я больше не могу… Мама, помоги мне, мама…»

— Как удачно для вас, — согласился начальник.

И все пошло по новому кругу.

Два часа спустя Матвей, выжатый как лимон, был с миром отпущен из кабинета начальника охраны. Больной черепахой он полз домой, ощущая каждый демонов грамм своего веса. Этот вес словно бы распух, разросся за последние два часа, а может, на планете вдруг сошли с ума физические законы, но Матвею ноги поднимать было невероятно тяжело. Его прижимало к земле, вдавливало в асфальт, и единственное, чего ему хотелось, — лечь где придется и не шевелиться больше никогда. Если бы не выстиранный матерью костюм, Матвей так и сделал бы. Сил не осталось совершенно. Жить не хотелось. Он и раньше не был в особом восторге от своего существования, а сейчас ощущал, что способен выброситься с н-ного этажа (если сумеет доползти). Или наслать на себя смертельное заклинание, знать бы только какое. Или разбить голову о стену. Или еще что…

Ужасные мысли, предательские по отношению к маме, но как Матвей ни старался, выбросить их окончательно из головы не выходило. И кстати, о маме…

Она ждала дома — напряженная, недовольная.

— Где ты был? — спросила, едва он показался на пороге.

Матвей почувствовал, как к горлу подкатил горький комок и не нашел в себе сил справиться со слезами. Еще один позор в бесконечном списке позора имени Матвея Бестолкового.

— В школе задержался, — пробормотал он по-девчачьи срывающимся голосом, кенгуриными прыжками взбежал по лестнице и заперся в своей спальне.

Мать последовала за ним — кто бы сомневался — и начала стучать, да так громко, что Матвей, свернувшийся калачиком на кровати, изо всех сил зажал уши руками.

— Матвей, я с тобой разговариваю! Матвей, ты не имеешь права меня игнорировать! Я спрашиваю, что случилось!

Каждая ее фраза, каждое слово, каждый звук был наполнен гневным требованием, и от этого Матвею становилось всё хуже. Но не отозваться он не мог. Вскочив с кровати, как марионетка, которую за ниточки дёрнули, волшебник умылся, насухо вытер лицо, глубоко вздохнул, прогоняя слезы, и поплелся открывать дверь.

— Да, мама?

— В чем дело? — мать выглядела не столько злой, сколько обеспокоенной. — Матвей, что случилось? Почему ты опоздал?

«Вот ведь заладила! — поднялась в Матвее волна неожиданной ярости. — Оставь меня в покое! Я просто хочу, чтобы меня никто не трогал! Неужели это так сложно? Неужели я многого прошу? Ненавижу!..»