Царевна, царица, богатырь и птица - Наталья Сергеевна Филимонова

не вспомнил, –  практично заметило ее отражение. –  Тебе и дальше править, а ты вон –  от одного слова раскисла, расхлюпилась. Затем ли я столько с тобой работала!

Не затем. Наина кивнула, хоть отражение и не могло видеть сейчас ее движения. Правительница все еще сидела на полу, а зеркало оставалось на своем месте на столе.

Впрочем, это не имело никакого значения, ведь зеркало лишь отражало, по сути, ее саму. Такую, какой она хотела бы стать.

А может быть, и не хотела. Может, просто считала, что такой она должна быть?

Зеркало было с ней так давно, что голос отражения Наина привыкла воспринимать почти как собственные мысли.

Правда, голос у него появился не сразу. Сначала это было обычное связное зеркало –  о других таких она услышала много позже, уже в академии. И даже научилась создавать их сама.

А еще это зеркало предназначалось не ей.

*

Дети порой бывают жестоки. А еще случается, они бездумно повторяют сказанное взрослыми, не сомневаясь в безусловной правоте старших. И даже не слишком те слова обдумывая.

Царю Игнату достались две не самые простые дочери.

Алевтина всегда была непоседлива и шалила чуть больше, чем все девочки и мальчики в ее возрасте. Или даже не чуть. Зато у нее был легкий характер и счастливая способность мгновенно завоевывать сердца людей. Если что-то ее злило или расстраивало, Алька немедленно высказывала все –  и со спокойной душой тотчас забывала обиду. А потому и не сомневалась, что другие устроены так же в точности.

Наина же, всегда не по годам серьезная и ответственная, с детских лет была замкнута и нелюдима. При том характер у приемной дочери царя оказался взрывной, тяжелый. В отличие от младшенькой, она всегда стремилась до последнего избегать любых споров. Зато уж и запоминала все надолго. Она могла копить в себе обиды и дурные мысли, пока чаша не переполнится –  и лишь тогда выплескивала разом все.

Дивно ли, что две такие разные девочки, несмотря на разницу в возрасте, ссорились по пять раз на дню? Впрочем, так же быстро они и мирились. И горе было тому, кто попытался бы помирить их в разгар ссоры –  вот тогда-то они объединялись, и непрошеному миротворцу доставалось разом от обеих.

Наина не раз слышала от челяди шепотки за спиной. Как бы ни старалась она, что бы ни делала –  а всегда находился кто-то, кто замечал лишь промахи.

Так уж устроены люди: всегда им надо чему-то завидовать. Уж казалось бы –  в чем уж завидовать сироте, потерявшей обоих родителей? Да, получившей отца взамен, да какого! Но ведь и прежних матушку с батюшкой она любила и помнила. А царские наряды и почести ей, маленькой, были и вовсе безразличны.

Все знали, почему Наина стала царским приемышем. Все признавали вроде бы подвиг ее родителей. Вот только… Наининой-то заслуги в том вроде как нет никакой. Сама-то девочка ничем не отличается от прочих. Так рассуждала каждая нянька или горничная, у которой подрастала собственная дочь. Прислугу в царском тереме сроду не обижали, кто работал хорошо, тот и жил справно. А только можно ли сравнить наряды да уборы царской дочки вроде как –  и дочки этой самой горничной? Вот и завидовали Наине сверстницы, их матери, да и просто сенные девки. Боярыни да боярышни украдкой смотрели разом и свысока –  и ревниво. Урожденная царевна-то –  ясно, иная кровь, никому не ровня, не зря и сияет чисто солнышко. А этой, угрюмой да конопатой, конюховой дочке –  за что счастье эдакое?

Наина старалась не обращать внимания, не слушать. Не отвечать. Но помнила все.

Она была уже нескладным худым подростком, когда узнала, что и маленькая сестренка слышит все эти разговоры и шепотки за спиной. При детях взрослые нередко не стесняются обсуждать то, что ни за что не решились бы повторить при их родителях. А маленький –  да что он, мол, поймет!

…Из-за чего они с Алькой в тот раз поругались, Наина потом и не помнила. Была какая-то очередная ссора –  да сколько их таких было!

Вот только в этот раз в пылу ссоры, стремясь побольнее уязвить сестру –  а может, и попросту не задумываясь, семилетняя царевна перешла черту. Черту, о которой сама Алька по малолетству и не подозревала. Просто повторила услышанное накануне от няньки, судачившей с горничной.

– Да ты мне и не сестра никакая, и царевна не настоящая! И батюшка тебя вовсе не любит, по долгу привечает только! Конюхова дочка!

Ничего Наина тогда не ответила. Просто не смогла. Задохнулась, пытаясь проглотить неведомо откуда взявшийся колючий ком в горле. Резануло глаза. В ушах зашумело.

Было ощущение, будто ее ударили –  по лицу, наотмашь. Больно.

Пересуды за спиной –  это пусть, на это она приучилась не обращать внимания. Или хотя бы делать вид. Отмахиваться от собственных страхов и дурных мыслей. Но услышать это от сестренки, той, которую всегда оберегала, защищала от отцовского гнева, утешала, которой читала на ночь сказки и которой единственной шепотом поверяла свои секреты… той, что стала самым близким на свете человеком после смерти родителей –  это оказалось слишком.

Потом она не раз думала о том, что могла бы ответить. Например, что своим отцом-конюхом она, четырнадцатилетняя царевна Наина Гавриловна, заслуженно гордится. Как и матерью-горничной. Как и приемным отцом-царем. По праву.

Многое, в общем-то, она могла бы сказать.

Но тогда она попросту развернулась и ушла. Из светелки, из терема, с царского двора.

Алька не раз убегала со двора так, что искали ее всем миром. Не зря говорят –  мол, у семи нянек дитя без глаза. Но за Наиной никогда так пристально не следили. Она ведь и не пыталась сроду скрыться от челяди. А вот все черные ходы да тайные лазейки со двора знала отлично, спасибо младшей царевне.

В тот раз –  единственный раз в жизни –  Наина поступила совсем как малолетняя сестренка. Просто убежала, задыхаясь от слез. Видеть собственные покои сейчас не хотелось. Ей ведь сказали только что –  в очередной раз! –  что она их и не достойна!

Брела по улицам столицы, не разбирая дороги, не глядя под ноги и ничего не видя перед собой. И лишь наткнувшись на препятствие, пришла наконец в себя.

– Ой! –  оказалось, Наина едва не сшибла с ног пожилую женщину. Да еще и корзину с яблоками у той из рук выбила! Яблоки дробно рассыпались по мостовой, покатились в