Безымянная Колючка - Айя Субботина

И на этот раз – никаких метафор, потому что лететь мне отсюда целых… в общем, долго.

Я снова кричу, и так громко, что эхо поднимается под потолок и посыпает мою голову каменной крошкой. Как будто я и так мало страдаю, чтобы перчить меня, словно утку.

Не представляете, какой скрытый потенциал раскрывает в нас потребность выжить любой ценой. Если бы матушка могла слышать меня сейчас, она бы больше никогда не посмела сказать, что я – подкидыш, которым подменили ее славного, обещанного знамениями мальчика. Потому что в искусстве ора я только что ее обошла.

Упреки матушки, кстати, вспоминаются очень вовремя. Потому что вместе с ними приходят обида, злость и желание доказать всей семье, что я и есть тот самый наследник. Только женского пола. И пусть страшненький, как непрощенный грех, но ведь и знамения могут барахлить?

Может быть, если бы меня пореже называли «пустышкой» и «выкормышем», я бы не выросла тем, кем выросла: циничной девчонкой без стыда и совести. Уже за одно это родители заслужили крупицу моей любви. Будь я мягкотелой, как Тэона – сейчас бы уже валялась где-то внизу со свернутой шеей. А так, выросла способным укорениться где-угодно сорняком, с наивысшей степенью приспосабливаемости.

Перефразируя известную поговорку, меня-то как раз легче прокормит, чем убить.

— Йоэль? – раздается откуда-то сверху звонкой голос одной из девчонок эрд’Аргаван.

Хвала Взошедшим!

Но, как в третьесортном авантюрном романе, радость моя слишком поспешна.

Мой убийца идет ва-банк.

— Йоэль, зачем ты туда забралась? – кричит мелкая эрд’Аргаван, и мне хочется выть от ее непроходимой тупости.

«Да вот, - мысленно зло всплескиваю руками, - дай, думаю, свалюсь с лестницы, посчитаю ребрами ступеньки, сломаю пару костей, да и грохнуть башкой вниз. Вдруг из этого получится что-то хорошее?!»

Убийца все ближе. Я не вижу его, но готова поклясться, что слышу дыхание в правое ухо.

— Меня уби…!

Я при всем желании не успела бы закончить, потому что убийца пускает нож в дело.

Смутно догадываюсь, что собирается перерезать мне горло, но сегодня впервые в жизни удача на моей стороне. Удар получается смазанным, неприятным, но не смертельным. Тонкий кончик лезвия почти безболезненно вспарывает правую щеку.

Я почти слышу звук рвущейся кожи.

Моей кожи.

Моего лица!

Как будто мало мне уродиться бледной страшной бабочкой «Мертвая голова».

И на этом, кажется, исчерпан весь мой жизненный запас везения. Руке убийцы дважды не удается отправить меня на тот свет, но зато теперь я наверняка умру от потери крови. Через минуту – максимум.

Но минута – это целое ого-то! С целой минутой я еще потрепыхаюсь, потому что, продолжая болтаться немощной соплей, ничем себе не помогу. Но если разожму пальцы, смогу кулем свалиться прямиком вниз. То бишь – в шахту лестницы. По моим очень приблизительным подсчетам, шансы выжить, мягко говоря, так себе. Если все сложится: упаду на бок, не разобью ни обо что голову, если звезды вдруг встанут в нужное положение. И вообще если Взошедшим будет угодно вспомнить, что они уже и так достаточно надо мной издевались, и самое время поиметь хотя бы какое-то уважение к моим попыткам выжить!

Но я уже давно не рассчитываю ни на богов, ни на людей.

Только на свой собственный ум и интуицию. И именно она сейчас в три горла орет, что пора решаться – либо испытать удачу, либо спокойно подождать, пока убийца замахнется еще раз. Теперь уж точно не промахнувшись.

Варианты как на подбор, один другого «радужнее». Но уж чем сдохнуть с перерезанным горлом, лучше совершить прыжок веры. По крайней мере перед смертью я буду надеяться, а значит, отправлюсь на тот свет не в совсем уж в кислом настроении.

И так, я решаю падать. Остаются сущие пустяки – перекатиться к краю и нырнуть в безнадежно узкую дыру. И на все про все – мгновение между вдохом и выдохом.

— Йоэль, что у тебя там?! – Голос золовки звучит странно-взволнованно, как будто она там обо мне прямо изо всех сил беспокоится.

Убийца же тоже наверняка слышит ее голос.

И понимает, что очень рискует быть пойманным. Ну или как минимум увиденным.

Почему медлит?

Вам может показаться странным, что в такой момент, когда на кону моя собственная – единственная в своем экземпляре! – жизнь, я не прошу Взошедших простить мне мои вольные и невольные грехи, не смотрю на проносящиеся перед мысленным взором образы из прошлого, а с тоской думаю о том, что не заслужила даже хорошего убийцу. Наняли ради меня какого-то дилетанта. Видимо решив не тратиться на убогую беззубую вентрану.

И уже через мгновение, после его очередной ошибки, я окончательно убеждаюсь, что по мою душу пришел какой-то самоучка. Вместо того, чтобы прикончить меня, он зачем-то тянется ко мне свободной рукой. Чего-то такого мне как раз и не хватало, чтобы подстегнуть тело к последнему и, можно сказать, фатальному полету.

Я хватаю убийцу за запястье, резко подаюсь в сторону колодца, а вместе со мной туда же заваливается и мой «улов». Слышу что-то похожее на удивленное «ох!» и… разжимаю пальцы, проваливаясь в шахту вместе с убийцей.

Ну а в полете успеваю подумать лишь о том, что если моя рука не удержит этого неумеху, значит, самое время псам эрд’Аргаван узнать, какова на вкус плоть вентраны-вегеаринки.

Глава четвертая

Глава четвертая

Встреча с сознанием похожа на настоящий оживший кошмар. Один из тех, о которых я украдкой читала в книгах из отцовской библиотеки. «И тьма сгустилась, и боль пришла, и стала плоть страдать…»

В общем, ужас.

Представьте, что вы нежитесь где-то в еще не лишенном жизни месте: на берегу теплого Саатора или в озерной долине Ахемского края. Вам уютно и славно, не жарко и не холодно, вы сыты и довольны, и вашу голову не посещает ни единая скверная мысль. Вы абсолютно точно знаете, что все невзгоды прошли мимо вас.

Славная картина? Истинные Небеса на земле.

А теперь представьте, что совершенно неожиданно вас со всего размаху огревают по голове чем-то настолько тяжелым, что от черепной коробки остается лишь похожий на кровавый гриб скол на ножке шеи. А вся остальная часть улетает куда-то за пределы вашей видимости, но при этом болит так, будто все еще при вас. Представили?

Вот так «возвращаюсь» я.

Открываю глаза.

И, само собой, первым делом истошно ору и требую, чтобы мне немедленно дали