Гиностемма - Катерина Крутова

class="p1">На вертолетной площадке нас поджидает черная стрекоза. Убедившись воочию, что я не шутил насчет частного вертолета, девчонка выпрыгивает из авто, едва успеваю запарковаться, и опрометью несется к раскрытым дверям кабины. Мне остается вытаскивать из багажника и тащить общий на двоих весьма объемный и увесистый багаж. Прислуга и грузчики не предусмотрены в штате обреченных авантюристов, а от идеи создать голема из дров и веток я отказался еще в прошлом веке.

К тому моменту, когда увешанный саквояжами, рюкзаками и ридикюлями я добираюсь до вертолета, Клематис уже хозяйничает внутри, донимая вопросами бедолагу Стэнли. Судя по хитрому прищуру зеленых глаз О’Донелли, он явно придумал, а возможно и воплотил какую-то шалость.

— Аккуратнее с обивкой, не поцарапай и постарайся не оставлять отпечатков пальцев и следов ДНК. Жвачку под сиденья не приклеивай и волосы с подголовника тщательно собери. Может хозяин и не заметит, что кто-то взял его вертушку погонять. — С суровой серьезностью наставляет ирландец, и девчонка на удивление ведется на его посредственную игру, отдергивает руку, почти коснувшуюся похожей на джойстик ручки управления.

Смотрит на меня в поиске поддержки, но, чтобы не засмеяться в голос, приходится изобразить максимальную вовлеченность в пристегивание багажа в отсеке за креслами. Мисс Эрлих очаровательно хмурится:

— Думала, он твой…

— Куда уж мне, — усмехаюсь, наслаждаясь ее замешательством. — Только и смог за сто пятьдесят лет, что обзавестись хижиной без электричества посреди леса.

— Карел, я серьезно, — злится Клематис тоже восхитительно. Румянец отлично гармонирует с цветком, выглядывающим из проймы джемпера.

— Хватит лясы точить! — вклинивается Стэнли и командным голосом распоряжается: — Занять места. Пристегнуться. Надеть наушники. Настроить третью частоту. Как слышно?

Слышно отлично, и не только низкий, рокочущий бас нашего пилота, но и сумбур девичьего потока сознания. Упорядочивается он только когда мы отрываемся от земли — Полина взрывается детским восторгом и битый час не отлипает от стекла. А я испытываю внезапное непреодолимое желание, которое не посещало меня много лет. Вытаскиваю из сумки блокнот и перьевую ручку, ту самую, что выводила профиль Тори на борту «Альбатроса», погружаю в походную чернильницу и наношу абрис изящного профиля на новый чистый лист…

* * *

На дозаправку путешественники приземлились в деловом районе австрийской столицы.

— А мы не опоздаем? — Полина нервно покосилась на часы.

— Куда? Не припомню, чтобы граф Кохани назначал нам время и место рандеву. — Карел с удовольствием разминал мышцы после долго перелета. — Да и потом, Вена удивительно прекрасна весной, будет настоящим преступлением против щедрой фортуны игнорировать такую возможность. Позвольте, мисс Эрлих, показать вам город Штрауса и Климта, Шредингера и Цвейга, — мужчина легко выпрыгнул из вертолета и протянул Полине руку в приглашающем жесте.

Город дворцов, вальса и небрежно потерянных бриллиантов встречал гостей солнцем и людным оживлением. На центральной Грабен* (пешеходная улица в историческом центре Вены) среди глазеющих по сторонам туристов и равнодушных к красотам, спешащих по своим делам местных, Полина замерла, задрав голову и разинув рот от восторга. Гармоничная и пестрая, современная и старинная, но неизменная в своей роскошности столица красовалась перед новоприбывшими. Приветствуя гостей, маленький оркестр заиграл старинную мелодию. Карел просиял:

— Хит моей молодости! Было время, когда ни один бал не обходился без «Сказок венского леса»* (один из самых известных вальсов Иоганна Штрауса), — мужчина чопорно поклонился и озорно подмигнул, — надеюсь, у прекрасной мисс еще не расписан этот танец и я смею надеяться на ее согласие?

Полина с радостной готовностью вложила пальцы в протянутую ладонь. Мимолетная улыбка тронула бледные губы, и в тот же миг Карел подхватил девушку за талию, вовлекая в ритм вальса. Он вел легко и непринужденно, с некоторой расслабленной небрежностью, возникающей, когда совершаешь что-то давно знакомое и досконально изученное. Черные мокасины скользили по каменной мостовой, отмеряя шаги — три коротких, один длинный. Полина поначалу боялась оступиться, неловко запнуться или запутаться в незнакомых движениях, но близость Гиностеммы, его уверенное спокойствие и безотрывно глядящие на нее серые глаза заставляли забыть обо всем, откидывали лишнее, сжимая реальность в маленький мирок мужчины и девушки, скользящих в объятиях друг друга под мелодию старинного вальса. Полина чувствовала, знала, что всецело владеет сейчас мыслями партнера по танцу, и это пьянило, кружило голову, призывало склонить ее на обтянутую темной рубашкой грудь. Так она и сделала на последнем витке, завершая движение под ритм сильного, растревоженного сердца.

«Не хочу тебя отпускать», — прозвучало в сознании в тот миг, когда разомкнулись объятия и мужчина, отступив на шаг в низком поклоне, оставил на ее ладони благодарный поцелуй. Мир взорвался аплодисментами случайных свидетелей их танца, оркестр выдал короткий туш, благодаря за спонтанное выступление, а Карел все смотрел безотрывно, не выпуская руки, не отпуская из мыслей, и Полина чувствовала, как краснеет.

— Сладким символом Вены считается шоколадный «Захер», но мне больше по душе местный штрудель. Как насчет посетить одно кафе — очень пафосное и почти такое же старое, как твой сегодняшний кавалер? — устроив руку девушки у себя на предплечье, мужчина зашагал по улице.

Понимая, что ее ответ не сильно требуется, Полина все-таки сочла необходимым вставить:

— Только если пирожные там не твои ровесники, — удовлетворенно поймала мимолетную ухмылку, скользнувшую по губам Гиностеммы, и поспешила следом.

Под арочными сводами кофейни «Централь» сплелись ароматы ванили и кардамона, шафрана и шоколада. Воздушный штрудель из почти прозрачного на просвет тончайшего теста буквально плавал в нежнейшем заварном креме. Карел задумчиво осматривал заведение, изредка поглядывая на Полину, с явным удовольствием отдающую дань уважения местному кондитеру.

Насытившись и заметив, что мужчина уже больше минуты отрешенно смотрит в пустоту, девушка по уже сформировавшейся привычке потянулась к его мыслям — темная, отпугивающая бездна ответила ей отталкивающим равнодушием.

— Эй, земля вызывает Гиностемму, — Полина помахала ладонью перед лицом мужчины. Карел встрепенулся, повел плечами, сбрасывая наваждение, и с легкой улыбкой спросил:

— Твое подсознание случайно не терзают революционные идеи или тяга к мировому господству?

Удивленная странностью вопроса девушка не донесла до рта вилку с десертом.

— Чего? — кусочек золотистого яблока сорвался и спикировал в ванильный соус, разбрызгивая мелкие капли по деревянной столешнице.

— Раньше «Централь» располагался во дворе. Вот у той колонны стоял любимый столик Льва Броншейна* (настоящая фамилия Льва Давидовича Троцкого), за которым он частенько играл в шахматы. Адольф* (имеется в виду Адольф Гитлер) же, как и чета Фрейд* (речь про «отца» психоанализа Зигмунда Фрейда), предпочитали более уединенные места в тени, — Карел задумчиво смотрел в окно и, казалось, видел события давно минувших дней.

«Я иногда забываю, что он родился в девятнадцатом веке», —