Кассиопея - Ханна Ким

знакомыми лицами, и дышит. Самым сердцем своим дышит. Когда это было в последний раз?..

В начале двенадцатого Сонёль уходит – пошатываясь, ведомый под руку Тэёном, на котором с другой стороны висит еще и Юбин. У этих двоих, кажется, крайне дерьмовая переносимость алкоголя. Они оставляют после себя море пустых бутылок, кучу упаковок из-под чипсов, которые откуда-то притащил Чонхо, и ощущение – невесомое, легкое запредельно, щекочущее легкие изнутри, – что жизнь все-таки продолжается. Продолжается же, правда?

Стоя на балконе и пытаясь разглядеть внизу три силуэта рядом с остановкой, Мингю думает неожиданно, что нет ничего плохо в том, что судьба свела его с этими людьми. Они никогда не станут близки, они даже не успеют попробовать это сделать, потому что совсем скоро Мингю вернется туда, откуда пришел. Но все в порядке.

Смысла никогда не было и не будет ноль.

Особенно в том, что он встретил взрослую версию ребенка, который столько лет напрашивался ему в младшие братья.

Мингю поворачивает голову и смотрит на Чонхо, взгляд которого устремлен вниз, как и у него мгновением раньше. Он, может, и взрослая версия того надоедливого школьника, что остался там, по другую сторону зеркала, под небом голубым, но…

(Но что?)

Мингю не может уснуть. Он медленно ворочается, переворачиваясь с одного бока на другой, хмурится с закрытыми глазами. В голове все еще вертолеты, она по-прежнему кружится, но сбежать в сон никак не выходит. Больше всего сейчас хочется просто проспаться, но все, что у Мингю выходит, – раз за разом прокручивать в голове одни и те же мысли. Как на пленочной кассете в старом магнитофоне. Порвалась бы уже эта пленка к чертовой матери.

Прекрасные мгновения приятного опьянения давно рассыпались в воздухе, ощутимо огрев прямо по затылку. Почему-то все не кажется уже настолько радужным. Кто бы сомневался. Мингю стонет в подушку и обещает себе, что больше не будет напиваться до такого эйфорийного состояния: так и заблудиться легко.

(Где? Посреди обманчивых надежд на жизнь, отличную от той, которой он жил последние несколько лет?)

Пару раз он встает: чтобы сначала открыть окно, а потом закрыть. Кондиционер в квартире работает на полную мощность, но Мингю все равно бросает то в жар, то в холод через каждые пять минут. Страшно почему-то становится. Как в ту ночь, когда он впервые почувствовал на себе чужой взгляд со стороны зеркала. Хорошо так было пару часов назад, а теперь страшно вот. Ужасно.

Мингю снимает рубашку, оставаясь в одной футболке, и бросает ее на пол, о чем жалеет спустя минуту, потому что опять становится холодно. Он переворачивается на другой бок и вытягивает шею так, чтобы взгляд падал на зеркало. Он не знает, что хочет там увидеть. В зеркале же нет ничего, кроме темноты комнаты и уже привычного интерьера. Там есть и он – расплывчатый силуэт на кровати, больше напоминающий безжизненное тело.

Хочется пить. И спать – спать хочется ужасно. Мингю сглатывает густую слюну и продолжает смотреть на зеркало сквозь полуопущенные веки. Где бы он был сейчас, если бы не оно? Все там же, в доме Санхёна? Или в другом месте? Как бы все сложилось, если бы он никогда не оказался в этом мире, не встретил Чонхо? Поменялось бы хоть что-нибудь?

Дождь ночью не идет вторые сутки подряд. Мингю уже не может сказать, плохо это или хорошо. Он не знает уже. Ничего не знает вообще. И чего стоят все эти прогнозы погоды?..

На какой-то миг ему кажется, что отражение в зеркале вновь смотрит на него в ответ. И это не Мин, не он сам. Это кто-то третий. У него красные глаза, взлохмаченные волосы и злая улыбка поперек белого лица. Взгляд ввинчивается в грудную клетку, до сердца добраться хочет. Выпивает душу через раны, которых нет.

Мингю подскакивает с кровати и быстрым шагом выходит из комнаты. Подпирает спиной закрытую дверь и склоняет голову, пытается сфокусировать взгляд на своих руках в темноте. Он просто все еще пьян. Ему просто нужно проспаться. Сжав и разжав ладони, Мингю моргает рассеянно и переводит взгляд на приоткрытую дверь в комнату Чонхо. Почему он перестал ее плотно закрывать? Из-за собаки, которая любит приходить спать к нему на кровать? Из-за чего-то еще?

Он медленно пересекает гостиную и останавливается перед дверью, заносит руку, чтобы открыть ее. Стоит так целую минуту – не может дверь толкнуть никак, не может ее до конца открыть, чтобы внутрь зайти. Зачем ему заходить? Что ему нужно? Ничего же. Мингю ничего не нужно – давно уже, много лет как.

А прямо сейчас?

(Почему сейчас?)

Он уверяет себя в том, что просто пьян, когда заходит в комнату, тихо прикрывая за собой дверь. Убеждает себя, что еще недостаточно протрезвел, когда садится на свободный край кровати и смотрит на Чонхо, который спит на правом боку спиной к окну прямо на покрывале, чуть свесив одну ногу вниз. Мингю хочет верить в то, что все дело в алкоголе, когда сам ложится на кровать и смотрит на темно-фиолетовое небо, которое видно сквозь приоткрытые шторы.

Мингю хочет и верит, потому что теперь больше ничего не остается – только верить в бессмысленные убеждения, за которые едва ли получается ухватиться скользкими пальцами. Они крошатся, расплываются серым на влажных пальцах, пропитывают собой кожу и исчезают. А Мингю – Мингю смотрит в окно на загазованное ночное небо и видит одну из пяти звезд безымянной Кассиопеи. Смотрит на нее и прикрывает глаза, двигаясь немного назад – так, чтобы его спина касалась чужой.

И так легко становится – внутри. Настолько легче, что не чувствуется больше липкой серости на пальцах, а в волосах не путается чужой взгляд из зеркала, которого на самом деле и не было никогда. Легче, спокойнее, теплее. И в дрожь не бросает больше. Мингю тихо выдыхает и вжимается щекой в подушку, а после – всем лицом, потому что кричать хочется. Из-за пустоты внутри и наполненности до самых краев. Из-за противоречий, которые день за днем легкие угарным газом забивают, оседают сажей на глотке. В Мингю противоречий правда – море. Оно плещется, бушует, пеной соленой в венах пузырится. А Мингю задыхается – сам от себя. Какой же он идиот.

Чонхо позади ерзает, и Мингю съеживается от неожиданности, хочет даже подскочить с места, когда до него доходит, наконец, где он находится и что сделал. Даже глаза открывает, чтобы сориентироваться в пространстве, но сделать ничего не успевает,