Кассиопея - Ханна Ким

что даже законы физики другие. Эти миры существуют в одной плоскости, в одно и то же время, но история каждого мира может пойти по другому пути.

– То есть?

– Короче, – тычет пальцем Тэён в Чонхо, доставая другой рукой откуда-то сбоку бутылку виски, которую, оказывается, успел прихватить с собой; откручивает крышку и делает пару глотков, после морщась, – вот ты как думаешь, мы одни во Вселенной? Жизнь только на нашей планете зародилась? Напоминаю, что Вселенная вроде как бесконечна.

– Наверное… нет? – У Чонхо такое лицо, словно сейчас он смотрит на растерзанных котят.

– Стопудово так и есть, – кивает Тэён и делает еще один глоток. – А теперь подумай, какова вероятность, что в разных уголках Вселенной, которые разделены миллионами световых лет, могут образоваться похожие планетарные системы. Огромная, верно? В противоположных концах Вселенной, влево, вправо, – Тэён машет бутылкой, – могли получиться одинаковые планеты. Где-то жизнь не зародилась, где-то да, где-то она скончалась на стадии инфузории туфельки, а где-то дошла до хомо сапиенса. Ага?

– Ага, – Чонхо моргает и тянет руку к бутылке.

Мингю хочет склонить голову вниз и спрятать лицо в ладонях. Он вдруг начинает понимать, куда ведет Тэён. Точнее, он сразу понял, но когда вот это озвучивают вслух, хочется просто скрыться ото всех где-нибудь, где темно. И бегать там, яростно и полоумно хохоча, пока ноги не отнимутся.

– С учетом бесконечности Вселенной, – Тэён забирает виски обратно и протягивает бутылку Юбину, – вероятность того, что одинаковая жизнь зародилась в разных ее уголках, очень высока. Где-то история планеты могла пойти по тому же пути, что и история ее близнеца в миллиарде световых лет от нее. А где-то… где-то могла немного свернуть. Тот же путь, но с заметными отличиями. – Он смотрит, как Юбин нехотя отпивает из бутылки, и переводит взгляд на Мингю. – Возможно, прямо сейчас где-то сидят такие же мы, что обсуждают такие же вещи. Теперь понимаешь? – Тэён упирается взглядом в Чонхо.

– С твоей манерой объяснять по тебе преподавательская карьера плачет, – хмыкает тот.

А Мингю вдруг смеяться хочется. Что он и делает, опрокидывая пустую банку из-под пива. Это что же… Это как же… Он все-таки упирается лбом в свои колени от приступа хохота, который буквально растаскивает его в разные стороны по кускам.

– Ты что, – он резко вскидывает голову обратно и глядит на Тэёна, – хочешь сказать, что это другая планета? Что я с другой планеты? – И снова смеется так сильно, что это уже выглядит откровенно ненормально. – Что это вообще тогда?

– Первый контакт, – невозмутимо говорит Тэён и вдруг тоже начинает смеяться.

Юбин нервно посмеивается, переглядываясь с Чонхо, у которого настолько каменное лицо, что об эту кирпичную стену машины можно в мясо разбивать на полной скорости.

– Первый контакт, – Мингю трет глаза, – смешно. Охуеть, как смешно.

– У тебя есть еще варианты? – возмущается Тэён. – Как по мне, этот самый…

– Ебанутый.

– Нет, разумный.

– Прямо как жизнь на наших похожих планетах. – Мингю больше не может. Он не может настолько, что сползает вниз, обтирая обои спиной, и ржет в голос так, как не делал этого миллион лет как минимум. Ловит на себе внимательный взгляд Чонхо, но остановиться не может уже никак. Убедил бы себя в том, что это просто нервное, но не верится совсем.

– Я просто… – Тэён перехватывает бутылку другой рукой, все еще отсмеиваясь, – просто думал над тем, что именно делает это зеркало. И мне кажется, что оно связывает миры, которые больше всего похожи друг на друга.

– Допустим, – Чонхо нехотя кивает, – где-то и вправду есть похожие планеты. Но если Вселенная бесконечна, их может быть сотни, тысячи, миллионы даже. Почему же зеркало соединило именно два наших мира?

– Ну, – Тэён чешет макушку, – возможно, они похожи больше всего. Как бы… в теории есть и другие, конечно, но… наверное, у них нет того, что есть у нас.

– И что же это? – Мингю перестает смеяться так же резко, как и начал.

– Зеркало, – Юбин упирается подбородком в свое колено, – а может, и нет. Может, причина в прямо противоположном – не в наличии чего-то, а в его отсутствии.

Мингю громко шмыгает носом и криво усмехается. В голове все мешается, в водоворот закручивается, и нельзя уже отличить одну мысль от другой. Какие-то японцы с коллекциями зеркал, мультивселенная, похоже непохожие миры, еще какой-то бред. Что с этим всем делать? С этими знаниями напрасными, с такими же бесполезными теориями? Они могут сколько угодно искать, могут прочитать сотни книг, но никогда не узнают правды.

Все, что Мингю имеет сейчас: Чонхо, который рядом, Тэёна с Юбином, которые почему-то решили окунуться в это все с головой вместе с ними, зеркало и собственное желание вернуть все на свои места. Ведь неправильно так. Неправильно совершенно, верно? Мин должен вернуться сюда, потому что это место – его дом. У Мингю дома нет, но Мингю переживет. Он много чего пережил – сможет и это. Тэён как-то назвал его тараканом с поправкой «посимпатичнее только», потому что Мингю жив и дышит вопреки всему. Он, блядь, бессмертный.

– Зачем вам все это? – все-таки спрашивает Мингю, заглядывая Юбину в глаза. – Зачем вы пытаетесь строить какие-то теории, почему хотите помочь совершенно незнакомому человеку? Зачем?

– Речь ведь не только о тебе, – Юбин поджимает губы, а потом почему-то улыбается, – да, возможно, толку от того, что мы узнали, никакого нет, но… Разве ты бы смог сидеть сложа руки, если бы с кем-то, кто тебе важен, произошло… такое? Разве ты бы не захотел узнать правду?

– Скорее всего, придется смириться с мыслью, что правды нам не узнать никогда. – Мингю опускает взгляд, а после неуверенно переводит его на Чонхо, который, кажется, все это время смотрел на него. – Истина размыта так же, как наши с тобой параллели, – добавляет он тихо после нескольких секунд молчания.

Чонхо подается чуть вперед, опираясь ладонью о мягкий ковер, но замирает. В его глазах читается что-то непонятное. Нечто такое, что хочет жизнь обрести, но не имеет права на это.

Мингю знает, что эти слова Чонхо принадлежат. Помнит, что услышал их в самый первый день. И как внутри хрустнуло нечто такое, что и так уже давно поломанным было. Оно хрустит и сейчас, с треском, грохотом почти, падает вниз, к ногам самым. Потому что невысказанное навсегда останется таковым.

– Чонхо, – зовет Тэён, противно растягивая гласные; хлопает его по плечу, заставляя на себя посмотреть, – я знаю, что ты все еще ненавидишь меня, но окажи любезность.

– Какую еще любезность? – Чонхо стряхивает чужую руку с себя, но недовольства на его лице почти