Орчиха в свадебной фате - Соня Мишина

развернулся к музыкантам. ― А с вами, почтенные, я позже поговорю.

Голос Алаира звучал многообещающе.

Шейма переглянулась с мужем, с сыном. Все трое явно с трудом прятали улыбки. Но ответили маг-арты сдержанно, уважительно, склонив, как положено, головы:

― Как скажешь, трибун.

Алаир посопел. Посверкал на музыкантов грозными взорами. И решил оставить разборки на потом.

― Не знаешь, мой король, где сейчас элай Тейшериэль? ― обернулся снова к монарху.

― Как же не знать, если он уже полные десять дней пороги мои обивает, вознаграждение требует за то, что отыскал тебя? Только я так сказал: вот когда увижу сына живым и здоровым, тогда и подумаем об вознаграждении.

Эй! Стоп! Что за вознаграждение? Почему я о нем ничего не слышала? Мне, правда, неплохо заплатили в лагере, но вовсе не за то, что я своего теперь уже мужа с поля боя вынесла. Алаир, конечно, сам по себе ― бесценная награда, но и деньги лишними никогда не бывают. Кому, как не мне, недавней студентке, это понимать?

― Мне казалось, Алаира кое-кто другой нашел… ― оскалила я один клык в кривой ухмылке и приподняла бровь. ― Ладно, муж не помнит, без сознания был, но вот тот целитель из палатки при военном лагере и его помощник, который меня осматривал ― они-то должны знать правду!

― Того целителя зовут элай Тейшериэль, ― король Эквит подошел, встал почти вплотную, заглянул мне в глаза. ― А чем сможешь подтвердить, орисса, что твоя правда правдивей, чем слова лучшего целителя королевства?

— Вот чем! ― я смело положила ладонь на эфес живого клинка, который висел у мужа на поясе. Потянула его из ножен.

Ко мне и к мужу, который по-прежнему придерживал меня за пояс, тут же бросились охранники короля. Видимо, подумали, что я намерена покуситься на их монарха.

― Стоять!

― Стоять!

…две одинаковые команды прозвучали одновременно.

Одна адресовалась тем самым охранникам: король Эквит повелительно поднял руку, вынуждая их остановиться.

Вторая команда была произнесена магварром и адресована мне. Муж перехватил мою руку, сжал, не позволяя сделать ни движения. И громко, отчетливо пояснил то, что я, видимо, была обязана знать с пеленок, или во что там кутают своих младенцев орки:

― В присутствии короля обнажать оружие может только его личная охрана!

― В порядке исключения я разрешаю ориссе Ор Тьюндер однократно нарушить данное правило, ― вмешался монарх. ― Весьма любопытно, что твой клинок, Алаир, в принципе позволил твоей супруге прикоснуться к себе.

― Он ее слушается, мой король, почти так же, как меня. И даже помог ей победить нескольких хунгров, ― пустился в объяснения мой муж. — Это одна из причин, почему я женился на Барбре. Не мог же я допустить, чтобы где-то по городам и весям бродила наемница, способная в любой момент призвать мой клинок.

― Да, это лучше, чем лишать такую красавицу жизни. Тем более, как я понял, она действительно спасла тебе жизнь.

― Так и есть, твое величество. Первой, кто меня обнаружил, напоил живой водой и вынес с поля боя, была Барбра.

Я слушала разговор короля и мужа, совершенно по-детски разинув рот и выпучив глаза, и даже не пыталась скрывать своего потрясения. То есть, вот как оно получается? Алаир женился на мне, чтобы меня не убивать, а держать под присмотром, как и свой клинок? Ну, спасибо! Я-то думала…

Но тогда тем более хочу вознаграждения и хотя бы материальной независимости от этого… этого… трибуна! А как красиво он любовь и даже ревность разыгрывал! Я ― поверила. Переживала, как его оставлю, такого влюбленного, как он снова одиноким станет, как страдать по мне будет. А он!..

― И от положенного мне вознаграждения ни за что не откажусь! ― я вынула освобожденной из жесткого захвата рукой клинок из ножен, отсалютовала им королю Эквиту, как заправский гусар. Тело, которое я уже давно воспринимала как свое собственное, и тут подсказало мне правильное движение и позу.

— Значит, останется элай Тейшериэль без награды, ― задумчиво протянул монарх.

― Его тоже вознаградить есть за что! ― вступился Алаир. ― Он меня, обессиленного, опустошенного, выходил, на ноги поставил. Да и золото он на благое дело пустить собирался.

― Знаю я, какое дело замыслил наш целитель. Будет ему госпиталь, ― отмахнулся король. ― Но и жену твою награжу. Нам, королям, от своего слова отказываться нельзя, иначе его никто уважать и учитывать не будет.

Ох! Ну надо же! Кажется, местные правители понимают про доверие и уважение куда больше, чем те прощелыги, что дорвались до власти в моем родном мире. Там куда ни ткни ― ложь на лжи и неправдой погоняет.

― Позвольте поинтересоваться! ― передавая клинок мужу, произнесла я, обращаясь сразу к обоим мужчинам. ― Какое же мне вознаграждение положено?

― Пять сотен золотых монет, ― ровным голосом ответил его величество. ― Или ценности на такую сумму.

― Какие, например? ― еще больше заинтересовалась я.

― Например, богатые наряды и украшения.

Я сморщилась, дернула головой отрицательно, почти презрительно: на что мне такое добро? Куда я в нем? На войну с хунграми?

― Живой клинок твоего супруга столько стоит. ― Чуть улыбнувшись, перешел к более дельным и практичным вариантам король Эквит. ― Или надел земли с домиком. Или б-ракон боевой, обученный, с новой упряжью из королевской б-раконюшни. Выбирай, наемница!

Монарх с любопытством уставился на меня, дожидаясь, какую из предложенных наград я выберу.

А я ― я выбирать не спешила. Мне нужно было хорошенько поразмыслить!

* * *

Хотелось всего и сразу. Возьмем, к примеру, домик с наделом земли. Осесть где-то неподалеку от города, вести свое хозяйство, жить мирной жизнью простого обывателя ― чем плохо? Будь я незамужней местной жительницей, а не орчихой-наемницей и женой великого магварра, наверняка стала бы завидной невестой. Однако, увы, это точно не мой путь. Значит, думаем дальше.

Собственное живое оружие ― вещь более чем соблазнительная, вон как клинок магварра справлялся с почти неуязвимыми хунграми! Буквально косил их! Вот только создавать такое оружие долго, привязывать его к себе магически, учиться им управлять ― все это требует времени, а его-то у меня и нет!

Остается два варианта: или золото, или б-ракон. Боевой! Обученный! Золота, конечно, много не бывает,