Дом на Уотч-Хилл - Карен Мари Монинг

Да, новая материя моей жизни не лишена складок. На старой материи их было ещё больше, причем они были гораздо болезненнее. Я из нищей превратилась в принцессу. Исчезла заработавшаяся до измождения, онемелая, трагичная Зо из холодных серых штатов Среднего Запада, которую никогда никто не уважал.

В завораживающем, солнечном, ярком городе Дивинити я была мисс Грей-Кэмерон, наследницей величайшего наследия, со мной почти все обращались уважительно, я могла выплатить свои долги и наконец-то увидеть многообещающее будущее для себя.

Это не просто морковка на палке, которой меня манили вперёд.

Это Рай.

Примечание от будущей Зо: Дьяволица никогда не грохочет раздвоенными копытами, воняя серой и держа зловеще светящийся контракт, который надо подписать кровью. Она танцует поблизости, заразительно улыбаясь, сверкая своей тиарой и держа ключи от королевства.

***

Последующие часы я проводила за обыденными занятиями, в блаженном отвлечении. Последние несколько дней мой аппетит был безумным, так что я совершала набеги на кухню, как оголодавшая женщина, пробуя всё, что находила в холодильнике, морозилке и кладовой. Я обнаружила, что обожаю пралине и торт «красный бархат», но ненавижу варёный арахис. «Речные раки» (которых мы дома называли просто раками) не прокатят ни в каком виде, если только они не замаскированы в супе гумбо с достаточным количеством острых колбасок андуйет, чтобы их можно было игнорировать.

Я изучила коробки со всякой всячиной, обнаружив разнообразие драгоценностей, шляпок, нижнего белья, дизайнерских сумочек и кошельков, которое повергло меня в ошеломление.

Я около часа сидела на кровати, стискивая мамину урну, и ожесточённо рыдала, отчего мой нос полностью забился соплями, а глаза сделались такими красными и опухшими, что мне пришлось приложить к лицу компресс в виде пакета замороженного горошка.

После этого мистер Бальфур прислал мне сообщение, уведомив, что тело опознали как Финнегана Харлоу, и на его телефоне были сообщения с заблокированного номера, подчёркивающие, что женщине ни в коем случае нельзя вредить, только напугать. Причина смерти: конечная стадия хронической сердечной недостаточности, где нарушение функций органа было настолько серьёзным, что патологоанатом выразил изумление, как Харлоу вообще прожил так долго.

И всё же мистер Бальфур настоял, чтобы я либо оставалась в доме, либо брала с собой охранников, если буду выходить. Он предложил, чтобы водитель встретил Эсте в соседнем городе Шелдон и довёз её до особняка; и дал мне адрес ресторана Лафитте, у которого они должны были встретиться.

Незадолго до наступления сумерек я пошла выпустить Руфуса, выйдя в задний двор, и по обе стороны от меня мгновенно оказались двое возвышающихся мужчин, сочившихся той же аурой, что я чувствовала той ночью в Криолло.

— Мисс Грей, я Джесси, — сказал мужчина справа от меня. — Это Бёрк. Мы дневная смена, вот-вот передадим пост ночной.

Я подняла взгляд выше — и милостивый Боже, ещё выше — чтобы посмотреть в глаза Джесси и застряла там. Он воплощал собой мягко сдерживаемые силу и угрозу.

Его глаза говорили, что он видел войну и пережил её, делая вещи, к которым ни один человек не должен быть принуждён. От него исходила терпеливая, обречённая сила, словно он в какой-то момент принял, что он и абсолютно необходимый, и стопроцентно расходуемый, и что из-за всех зол мира он стал самым смертоносным из них, чтобы держать порядок и свет. Моё сердце сжалось, пока я смотрела в серые глаза, бушующие штормами, и всё же очень, очень тихие, и у меня возник внезапный образ внушительного бронированного чёрного краба, сидящего внутри его черепа, сжимающего в клешнях сияющую жемчужину, держащегося за неё всей своей мощью, и я поняла, что это последние крупицы его человечности, которые он столь свирепо охранял.

— Очень приятно, — сказала я совершенно искренне, поворачиваясь приветствовать Бёрка и находя схожие глаза и крепко сдерживаемую смертоносность. — Я направлялась всего лишь до оранжереи.

— Мы сопроводим вас, — сказал Джесси, изучая моё лицо. — Соболезную вашей потере, мисс Грей. Джеймс рассказал нам о вашей матери.

Я моргнула и осознала, что к моему абсолютному стыду, дверь на балкон была приоткрыта, пока я рыдала прямо над их постом. Эти ожесточённые мужчины, испытавшие зверства войны, слышали, как я рыдаю будто потерянная сирота.

Нежность, которой я бы не ожидала, промелькнула в глазах Джесси, и он пробормотал:

— Молитесь, чтобы никогда не настал день, когда вы сможете уже не плакать вот так.

Повернувшись, он начал идти к оранжерее, с Бёрком позади, и я пошла за ним, сжимая ладони в кулаки, чтобы не схватить Джесси за руку и не затащить его в ближайший тенистый альков для лихорадочного, взрывного секса. Большой мужчина, который страдал, жертвовал собой ради нуждающихся; его сочувствие, уважение к моим слезам сразило меня, разворошив мою похоть. С другой стороны, в последнее время её ворошило абсолютно всё.

У входа он повернулся, посмотрел на меня и тихо сказал:

— Я служу по своей воле, и я здесь для всего, что вы от меня пожелаете, мисс Грей. Ночи долгие в одиночестве.

Я представляла, что прикосновения доброты и желания — это бальзам для души Джесси после испытанных им ужасов, и что во всепоглощающей страсти, посвящённой лишь чужому телу, он мог на время забыть свою боль. В этом мы были одинаковы.

— Вы здесь, — прорычал позади меня Девлин, — чтобы охранять кровную наследницу. И ни для чего больше.

«Шоколад, шоколад всюду, но ни одну плитку нельзя съесть», — напомнила я себе.

— Я бы хотела побыть одна в оранжерее. Внутри я буду в достаточной безопасности. Вы можете наблюдать за мной через стекло.

— Такое нас не устраивает, мэм. Мы выпустим вас из виду за листвой, — отрывисто произнёс Джесси.

Я испытала вспышку раздражения на Девлина из-за того, что Джесси вернулся к формальностям. Мне нравилось быть мисс Грей, а не мэм. Окружённая слишком большим количеством тестостерона, чтобы сохранять умиротворение, я открыла дверь оранжереи, наблюдала, как Руфус вылетает, низко парит и исчезает во мраке, затем быстрым темпом пошла обратно в дом, через плечо пожелав трём мужчинам доброй ночи, закрыв дверь и не удостоив их дополнительными взглядами.

Я провела ещё одну беспокойную ночь в пугающих снах о тёмных коридорах и архаичных гримуарах, которые умели летать, преследовали меня, маниакально гогоча склеенными страницами; об ужасающих кострах и притаившихся мужчинах жестокого, замкнутого сорта; о безликих существах в серых плащах, которые осторожно наблюдали из тихих уголков