Хозяин Священной Колыбели - Настя Любимка

в Нармаде. Пытался понять, кем был этот человек. Один из советников короля? Я проверил каждого. Открывал тропы тысячи раз в разные концы мира, выяснил чуть ли не все обо всех, кто был близок к королевской семье за последние тридцать ходов… И не нашел!

И теперь мучился вопросом: а что, если эта тварь гораздо старше, чем я предполагаю? Гораздо могущественнее? Могло ли так быть, что менталист так же, как и мы с Анастейзи, разделил силу бога? Не в том объеме, который предоставил нам Ахадэриан, но все же!

И что, если менталист не один, а их несколько? И тогда нелогичные поступки, которые никак не вписывались в общую картину, встанут на свои места. Что, если их двое? Один – молодой, имеющий свои планы на силу Зурара, и второй – старый, упрямо идущий к своей цели воскресить господина, а потому не обращающий внимания на игры первого.

Подсовывать Сарвенду Радану нелогично для того, кто желает убрать все препятствия для возрождения бога. Убивать бывшую герцогиню Дарремскую и ее сына – тоже! Клятва, которую дал предыдущий король отцу Радана, продолжает действовать! И станет необратимой в случае, если герцог Дарремский до конца своей жизни так и не обзаведется двумя наследниками мужского пола! Иными словами, все, в ком будет течь королевская кровь, не смогут ни малейшего вреда причинить тем, в ком будет хоть капля крови герцога Дарремского. Впрочем, возможно, дальним родственникам навредить смогут, но убить – нет. А вот прямым потомкам – вообще ничего, что может хоть как-то ухудшить их жизнь, сделать не смогут.  И каким бы могущественным ни был их бог, пусть и в теле, рожденном смертной, а законы бытия и он нарушить не сможет. Клятву обойти и у него не выйдет.

Я устал строить догадки и, вероятно, так и не смог понять, давались ли мне Священной Парой подсказки. И все же теорию о том, что орудовали два менталиста, в какой-то момент разошедшихся во мнениях и приоритетах, нельзя было сбрасывать со счетов.

Туман на земле тем временем уплотнялся, в нескольких местах искры сбивались в небольшие шары. И продолжали сбиваться, пока по линии границы в разных ее частях не начали образовываться безопасные коридоры. Они не выглядели прямо широкими коридорами, скорее, небольшими тропками, которые как бы услужливо подсвечивались черными искрами. И, видимо, решив, что я не сумел это разглядеть, искры тлетворной силы стали сгущаться в шары, уплотняя рисунок троп…

Какие мне еще нужны доказательства того, что нас ждали? И даже приглашали войти!

Впрочем, нет, ждали только меня. Аджай был не нужен.

О том, что я выберу эту веху для визита в Погребенный город, до последнего не знал никто. Даже Анастейзи. И если бы не некоторые откровения отца, то вполне вероятно, что я оттянул бы поход в город еще на пару вех…

Его забытые воспоминания, которые вот уже вехиман мучили аргерцога… Ментальные следы и отпечатки чего-то, с чем мне не доводилось сталкиваться доселе, оплетали и его, и матушку, будто паутина. Озеро не могло сразу очистить от всего, что пагубно влияло на отца. Возможно, позже, когда Ахадэриан вернет часть себя, сила забурлит, но пока с теми, на ком имелись более могущественные следы, лечение проходило медленно, постепенно, очищая и убирая последствия не сразу, как, например, это было с подопечной Анастейзи – немой девушкой Алайной.

Я не хотел думать о родителях, как о предателях. Я и мысли не допускал о том, что они могли быть на стороне менталиста. Хотя, конечно, жажду отца владеть еще большим, помимо того, что он имел, не учуять не мог. Я и не ведал, что он настолько корыстен и честолюбив. Меня воспитывали в понятиях благородства и достоинства, присущих аристократам. На наших землях аргерцог воздавал всем по справедливости – и наказания, и награды. Так отчего же он вдруг стал столь жадным, отчего заимел по всему королевству, и не только по нашему, столько имущества? Для чего?!

И почему матушке такое его поведение не показалось странным?

Да, я повзрослел рано. И рано начал уходить из родного дома на задания во благо короны. И все же! Что стало переломным моментом? Что подтолкнуло отца сойти с пути, который он когда-то освещал для меня? Ведь не может лгать тот, кто с детства вдалбливал в мою голову, что сила и богатство – это не только привилегия, но и ответственность. Мы – те, кто стоит высоко по праву рождения, кто владеет магической силой – в ответе за тех, чьи жизни в наших руках.

Да, он не был столь категоричен, как та же Анастейзи. И не относился к низшему сословию с тем же уважением, что и к человеку с аристократической кровью. Но и тираном, каким являлся ее муж, тоже никогда не был.

Она – словно идеал любого вассала, вымысел и заветная мечта, которую невозможно достичь. И все ж реальна и материальна... Женщина, наделенная куда большей властью, чем остальные, которая зорко следит за тем, чтобы ее людям хорошо жилось. Чтобы не просто не было бесчинств и притеснений, а чтобы все получили достойную награду за свой талант и труд. И чтобы жили не как животные, ютясь по углам, лишенные, по ее выражению, минимальных человеческих удобств.

«Виктран, помыться в теплой воде и одеться по сезону – это не привилегия аристократии, это право любого человека!»

Тогда она что-то еще эмоционально добавила про разницу между детьми и взрослыми, и что лентяев она привечать не станет, а вот всем остальным – в лепешку расшибется, но создаст нормальные условия… И не будет Коробочкой и Плюшкиной [4] .

Про коробочку я ничего не понял. Впрочем, и про плюшку тоже… А спросить времени не нашлось, все внимание заострилось на других задачах.

Я усмехнулся, привычно зажмурившись от волны тепла, что разошлась от груди по всему телу только от воспоминания о возлюбленной.

От нее не ускользает ни рвение, с которым трудятся ее крестьяне, желая услышать доброе слово в свой адрес, ни их попытки угодить и лишний раз вызвать улыбку на ее усталом лице. Люди приняли Анастейзи полностью и безоговорочно. Она для них своя – разделившая труд, пищу, горе и радость. Способная понять их чувства и желания. Та, что не брезгует их долей, не оглядывается на свое происхождение. И пусть я