Мой маг с высокой башни - Дарья Киселева

что одна жизнь не равнялась другой… Вот это было по-настоящему страшно.

— Спасибо, — сказала я, согревая пальцы о горячую кружку.

Я и не заметила, что мои руки замерзли.

— Ты меня напугала, — пожаловался Вил.

— Меня очень расстроила смерть актрисы.

Вилис почесал в затылке.

— Что теперь будет? Другие артисты больше не будут у нас ничего покупать?

Вот что его волновало… Я усмехнулась.

— Еще как будут. Сейчас в «Ласточку» повалят толпы, чтобы выяснить, не знаю ли я чего про Ринелию.

— А, — протянул Вилис. — Ну ладно… Тогда не расстраивайся, твоей же вины в этом нет? Я никогда не расстраиваюсь, если знаю, что не виноват!

Мальчишка мне сочувствовал — я видела это по его круглому лицу. Значит, я выглядела совсем плохо.

— Почему-то все те, кому я помогаю, заканчивают плохо. Будьте с Тидом осторожнее, хорошо?

— Ерунда, Эйна! Грэз сам связался с контрабандой, и Ринелия сама все сделала!

Он так искренне это сказал, что мне на самом деле стало легче.

— Тогда не делай таких глупостей, как они. Пообещаешь мне это?

Он энергично закивал.

— Обещаю, Эйна! Вот выпей еще…

Его чай горчил.

— Давай работать, — сказала я. — Тебе еще многому нужно научиться.

В другое время смерть знаменитой артистки стала бы самой обсуждаемой сплетней на месяцы вперед, но только не сейчас, ведь Кинар готовился к Дням благоденствия. До первого летнего новолуния оставалось меньше недели, и в праздничной суете о бедной красавице почти сразу забыли.

Обо мне тоже.

Проведение обряда в первый день праздника считалось важной обязанностью лорда управителя, и Кернел должен был сейчас готовиться. Это означало, что я не могла выяснить у лорда про решение ее брата порвать с артисткой, даже если бы набралась смелости задать прямой вопрос.

На следующий день после трагического известия Кейра перехватила меня во дворе конюшни. Девушка с мечтательным видом махала метлой, скорее создавая видимость работы, чем по-настоящему наводя чистоту. Ей повезло, что у меня не было настроения делать замечания.

— Ты уходишь, уважаемая?

— Я ненадолго. Ты что-то хотела?

— Да, тетушка! Я кое-что что должна сделать! Подожди…

Я остановилась, глядя вслед девчонке, которая убежала, бросив метлу прямо на землю.

— Что сделать? — выкрикнула я, но Кейра уже возвращалась из единственной уцелевшей кладовой под жилыми комнатами…

Возвращалась с ящиком из лавки дядюшки Тала.

— Откуда это? — удивилась я.

— Один господин принес. Такой хороший господин, красивый…

Кейра улыбалась.

— Лекарь Десмий?

— Так он назвался, — девчонка закивала и поправила локон.

— Я поняла. Отнеси ящик Вилу.

— Да, уважаемая.

Она нежно прижала к себе деревянную коробку как будто это был драгоценный подарок, а не пустые стеклянные баночки среди соломы. Жизнь продолжалась. Кто-то мечтал, а кто-то умирал… По веселому городу, который готовился отмечать Дни благоденствия, я направилась к Родниковому огородку в дом Ринелии.

Моя рука замерла над молоточком. Особняки по соседству уже украсили фонариками, и ограды вокруг них выглядели нарядным. Среди всех один только дом певицы оставался темным.

На стук никто не отозвался, и я снова начала сомневаться в решении прийти сюда… Я постучала еще раз, и только тогда внутри дома раздались шаги.

— Уважаемая, травница! — обрадовалась мне Нолма, словно мы были родней. — Заходи.

Глаза у компаньонки Ринелии выглядели опухшими, а лицо — красным.

— Извини за вторжение… Не стану желать хорошего дня… Я…

— Проходи, проходи!

Нолма потянула меня в дом. В уголках ее глаз скопились слезы, и женщина промокнула их передником. Тяжелая дверь особняка захлопнулась.

— Моя бедная госпожа!

— Неужели это правда? — спросила я.

Нолма оперлась рукой на мое плечо, а ведь весила она немало. Особняк, который я видела оживающим и наполненным надеждой, сейчас был ужасно тихим, и только на вершине лестницы стояла пара напуганных молодых прислужниц. Смерть перед Днями благоденствия считалась дурным знаком. Заметив, что я смотрю на них, девушки скрылись.

— Эта беда действительно на нас свалилась, уважаемая.

— Я сожалею о судьбе твоей госпожи.

Прислужница начала тихо плакать.

— Так что случилось, уважаемая? Не посчитай мой вопрос праздным — госпожа Ринелия не была мне безразлична.

— Я знаю, травница! Знаю! Госпожа так хорошо говорила о тебе! Говорила, что ты спасла ее…

Я подхватила Нолму под локоть и отвела к лестнице. Мы сели прямо на ступеньки, а затем женщина снова промокнула глаза. Это не помогло. По ее щекам тут же побежали два потока слез, а рот страдальчески перекосило.

— Ну, хватит, — сказала я. — Не рви себе душу, тетушка.

— Как я могу! Моя бедная госпожа… Я ведь помнила ее совсем юной! Как ей, бедной, было тяжело подниматься… Сколько всего она вытерпела…

Нолма вцепилась мне в руку. Ее пальцы сжались вокруг моего локтя, словно когти хищной птицы.

— Не поверю, что госпожа сама сотворила это с собой! Ни за что не поверю!

— Разве нет? Госпожа Ринелия, конечно, показалась мне любящей жизнь…

— О! — воскликнула Нолма. — Она так сильно любила жизнь! Она умела бороться и никогда не сдавалась!

Женщина наклонилась к моему уху и зашептала:

— Перед смертью госпожа была сама не своя, но по-хорошему. Она была обрадована чем-то. Госпожа чего-то ждала, но так и не сказала мне, чего именно… А накануне… Накануне…

Нолма зарыдала, и я погладила ее по плечу. Пришлось подождать, пока женщина успокоится.

— Что случилось накануне, тетушка?

— Госпожа отпустила всех слуг… Даже мне она сказала уйти из дома. Она осталась одна…

— Ты думаешь, она сделала это, чтобы ей никто не помешал?

— Нет! — Нолма яростно затрясла головой. — Если бы я заметила, что госпожа расстроена, я бы не ушла. Она совсем не была расстроена! Наоборот!

— Что значит «наоборот», тетушка?

— Госпожа радовалась! Она не собиралась умирать! А утром…

Женщина теперь плакала не переставая, и мне приходилось разбирать ее несвязные бормотания. Не без труда мне удалось понять, что именно Нолма нашла Ринелию утром. Нашла в кровати, словно бы спящую, но с почерневшим от яда лицом. Именно это стало корнем сомнений Нолмы — служанка клялась, что хозяйка не приняла бы ничего, что испортило бы ее внешность. Рядом с телом лежало письмо покровителя, в котором Велиард сообщал Ринелии о разрыве.

Наконец, несчастная Нолма устала плакать и только иногда всхлипывала, нервно водя плечами. Я не могла уйти, оставив женщину на ступеньках одну, поэтому сидела рядом и обнимала ее одной рукой.

Прошло довольно много времени, когда на вершине лестницы снова показалось темно-серое платье служанки. Я махнула девушке рукой, а затем передала ей заботу об обессилевшей Нолме.

— Я пришла в неудачное время. Простите, что разбередила рану.

— Желаю счастливого праздника, травница, — сказала девица.

— Я пожелаю